Ложь (ЛП)

ме того, она предельно ясно объясняет последующее поведение Вероники…

- Какое поведение?..

- Она отвергает меня, страшится моих признаний в любви, предлагает мне сестринскую любовь, между тем, как сама укрывается за непостижимым молчанием…

- Так было?..

- Да… да… Совесть вынуждает Веронику отвергать меня.

- Ты не можешь делать умозаключения…

- Это – не умозаключения. Все это производит впечатление ужасающей правды. Думай…

думай… вспоминай… Ты сам сказал мне… Что тебя не ослепляет отцовская любовь, с которой ты

всегда смотрел на нее. Тысячу раз ты давал мне понять…

- Предположим, что Рикардо был любовником Вероники. Тысячу раз я видел его шушукаю-

щимся с Вирхинией, предположим, что она была его доверенным лицом, которая выслушивала его

жалобы и стоны, его терзания безнадежно влюбленного…

- Безнадежно?..

- Иногда Вероника плохо с ним обращалась. Критиковала его нехватку честолюбия, насмеха-

лась над его романтизмом… а он воспринимал всерьез ее шутки.

- Шутки?..

- Конечно… Вероника имеет обыкновение применять их ко всем своим друзьям; не говоря о

том, что она – превосходная девушка, она – достаточно искренняя, чтобы говорить ясно, достаточно

смелая, чтобы выражать свои мысли, не заботясь о том, что они могут кого-то оскорбить…

- Да, да… Вероника во всем такая, но в этом случае, в этом ужасающем случае, мы сходимся на

том, что все это был фарс, игра. Она любила его… Ее шутки были маской, которой она прикрывала

правду в своей душе; она любила его и хотела заставить измениться, не быть бедным, ничтожным

фантазером… и он из любви к ней…

- Замолчи!.. За этой дверью кто-то есть. Если это – твоя мать, она ничего не должна знать. Ты

слышал?.. Ни единого слова!.. Молчи, притворяйся и открой дверь…

Джонни быстро послушался своего отца.

- Вирхиния!..

- Джонни… Дядя Теодоро… Простите меня, но ваши голоса слышны в коридоре, и слышны

очень отчетливо.

Вирхиния находится в дверях спальни Джонни, и никто не мог найти более нежного и печаль-

ного выражения лица, чем у нее.

- Я хотела, чтобы ты никогда не узнал это, дядечка, миленький, но я не обвиняю Джонни в том, что он нарушил клятву, не сдержал своего слова… Он так страдает…

Теодоро сделал усилие, чтобы сдержаться и не выразить словами неудержимый гнев, сотряса-

ющий его душу. Перед этим кротким смущенным личиком, перед этими синими, такими близкими, всегда затуманенными слезами, глазами любое возражение кажется несправедливым и грубым…

- Я поступила плохо, все рассказав тебе, Джонни… Очень плохо. Я знала, что ты неспособен сдер-

жать свою клятву, что не удержишь только в себе то, что я тебе рассказала; я в отчаянии, видя твои

страдания из-за нее… Я знала, что этот ужасный случай должен был произойти… Теперь об этом

узнают все, узнает тетя Сара… и Вероника никогда меня не простит!.. Как я не должна была прощать

тебя, Джонни, потому что ты поклялся мне молчать, ты поклялся мне в этом… О. Господи… Боже

58

мой!..

- Тебе незачем так убиваться, Вирхиния. И незачем упрекать Джонни, ведь у него и так уже

предостаточно на душе. А также я дал ему слово кабальеро, и я первый воспротивлюсь тому, чтобы

Сара узнала что-нибудь об этом скандале…

- Понятно… Ты хочешь защитить Веронику. Ты – очень славный, дядечка… тетя Сара очень

прямая и справедливая и никогда не пребывала в совершеннейшем заблуждении. Твоя любимица не

могла ее обмануть…

- Я никому не отдаю предпочтения!.. И я не согласен с тем, что есть кто-то более прямой и

справедливый, чем я. Однако, именно для того, чтобы быть справедливым и прямым, всегда необходи-

мо знать правду и детали, на которых базируются обвинения…

- Я не обвиняла… Я никому не предъявляла обвинений… Если вы не хотите мне верить – не

верьте. Если думаете, что я солгала, я уйду из этого дома… просить милостыню, работать слу-

жанкой…

Она закрыла лицо руками и, похоже, непроизвольная дрожь сотрясает ее. Глубоко потрясен-

ный, Джонни вплотную приближается к отцу…

- Ты – самый справедливый в мире, это – моя вина… Она не хотела говорить,.. я заставил ее.

- Тебе не нужно никого ни охранять, ни защищать. Это – семья, а не суд. Домашний очаг был до

сих пор чистым, незапятнанным, честным, и всем нам одинаково важно, чтобы тень позора и бесче-

стья не упала на наше незапятнанное имя. Ведь только что обнаруженные гниль и моральная проказа

не могут быть раскрыты ни друзьями, ни слугами. А в твоем поведении, Вирхиния, больше всего за-

служивает упрека то, что ты до сих пор не говорила, а только молчала. Ты должна была сообщить мне

о том, что произошло, тогда, когда еще было время… Я должен был предотвратить эту пагубную дурь, я поженил бы Рикардо и Веронику, потворствуя им в их слабости и исправив их безрассудство…

Папа…

- Я говорю вам о них все это, потому что никто не уйдет из этого дома опозоренным, что не бу-

дет ни одного разговора, который может оскорбить, или запятнать нас, одним словом, никто из вас не

подвергается материальному риску… Но, чтобы мне в будущем урегулировать моральное поведение, чтобы по сути наметить правила, мне необходимо знать ветреная ли женщина Вероника, или ты ни-

чтожная клеветница!