Ложь от первого лица

Я не смогла бы дословно передать наш разговор, но суть его была такова: я была ошарашена, а мой муж, который только что проснулся, был быстр и сосредоточен.

Зачем мне его машина? Переехать и покончить?.. Я и не предполагала, что в ближайший вечер мне представится случай это сделать, и все-таки мне нужен был его «Дефендер».

— Сегодня вечером лекция, — сказала я.

— И чтобы послушать лекцию, тебе нужна именно моя машина.

— Да.

— Логично. Я уже сказал тебе, Элинор, ты можешь дурить других, что ты сошла с ума, но не меня.

— Я не сошла с ума.

— Нет не сошла, и джип тебе сегодня вечером тоже не нужен. — Одед встал с кровати, подошел к тумбочке и выключил будильник. — Похоже, что сегодня утром нас будить не понадобится. Я всё равно собирался выйти на пробежку, пока не станет еще жарче. Куда ты собираешься?

— Никуда.

— Всё верно. Ты никуда не идешь. И знаешь, почему тебе не нужна машина? Она тебе не нужна, потому что у тебя есть водитель. Я тоже вечером собираюсь в Синематеку.

Он едет в Синематеку. Он знал.

— Значит так, дорогая, — повторил он, нарочито небрежно облокотившись о железную спинку кровати. Никогда раньше он не называл меня «дорогая». — Значит так: первой моей мыслью было, что, если я пойду на его лекцию, это подаст мне идею, как отговорить родителей от того банкета. Сейчас я понимаю, что это была всего лишь увертка.

Он замолчал, вынудив меня спросить:

— Что ты имеешь в виду? — а затем снова обошел меня с фланга, чтобы заставить говорить:

— Увертка. Ну, предлог.

— Предлог для чего?

— Ну, скажем, для моего любопытства. Человек собирается говорить о «границах и ограничениях в изображении корней зла». Оказывается, меня тоже интересуют корни зла.

Кровать плыла по морю, качаясь на волнах, а я сидела, обхватив руками колени. Мне казалось, что я провела много часов под палящим солнцем: расплавленные мозги плещутся в голове, в пятнах на воде глазам чудится земля.

— Только ты не поймешь, — выпалила я, сама не зная, к чему именно из всего сказанного это относится.

— Почему я не пойму? Я недостаточно умен? Он для меня слишком интеллектуален? Думаешь, какой-то насильник девочек может меня запутать? Я тебя прошу! Я же вижу, что этот гад с тобой делает, пришло время мне на него посмотреть. Я должен знать, как он выглядит.

Мой плот всё раскачивался, слова перекатывались и убегали от меня. За время моего добровольного словесного воздержания я утратила присущую мне уверенность в умении доносить свои мысли для слушателя.

— Ты думала, мне не известна дата его лекции? Думала, я не узнаю?

— Проблема в фактах, — слабо сказала я.

— И что за проблема? Я понимаю, что ты рассказала мне не всё, то, что мне известно — это всего лишь верхушка айсберга. Мы это уже обсуждали и не раз. Но мне кажется, что я и так всё неплохо понимаю. А знаешь что? Расскажи мне что-нибудь, что я, по-твоему, неспособен понять. Ну же, расскажи, испытай меня. Уж это-то я заслужил — испытание? Ну вот я здесь, и я слушаю.

Его желание знать было чистым и искренним: мой любимый не был падок на сенсации. Он не из тех, кто смакует подробности страданий. Но по природе своей он верил, что понимание рождается из знания всех фактов. Он честно хотел понять, но что я могла рассказать ему? Все факты казались пустыми, как газетные заголовки. Слова не главное. Чтобы что-то понять, нужно погрузиться в это, нужно сходить с ума вдвоем в трёх-с-половиной комнатной квартире, нужны картины, которые просачиваются сквозь кожу пока не изменят состав крови. Что же до кричащих фактов — я тоже не всё знаю: он делал, она плакала, что именно делал? Когда она плакала? Может, и не плакала вовсе.

— Элинор? Поговори со мной.

Одед собирался прийти на лекцию. Как же мне теперь заманить Первое лицо под колеса джипа? Любые разговоры сейчас только сильнее привяжут меня к кровати. Но муж смотрел так, будто возлагал на меня все свои надежды, и только из-за его надежд, только ради памяти об этой ночи, я не могла ни промолчать, ни уйти.

— Хорошо, кое-что скажу, — начала я и ненадолго задумалась. — Хорошо. Помнишь, как мои родители не верили, и как я нашла гинеколога, к которому он ее таскал, и как мне подтвердили это по телефону, так что они вынуждены были поверить?

Муж нерешительно погладил тигриную морду на моем плече, поддерживая женщину, рассказывающую эту историю, и выражая признательность той находчивой девушке, которой она когда-то была.

— Хорошо, — в третий раз произнесла я и выключила бра. — Так вот, та история с гинекологом — она была, но не совсем так, как тебе известно…

Писатели фантазируют и сглаживают углы. В первый раз, когда я рассказывала мужу об этом случае, я не то, чтобы соврала, но сократила и кое-что пропустила, ну, скажем, ради красоты.