Ложь романтизма и правда романа

Принц Клевский был, может быть, единственным мужчиной на свете, способным хранить любовь в браке. Судьба не пожелала, чтобы я смогла воспользоваться этим счастьем; но, быть может, и его страсть длилась лишь потому, что он не встретил ответной страсти во мне. Но подобного средства сохранить вашу у меня не будет; я думаю даже, что преграды и были причиной вашего постоянства.

«Посыл» романа состоит не в принесении жертв в память об умершем муже, как нам вплоть до недавнего времени столь охотно внушала маскулинно-буржуазная критика. Концовка здесь не имеет ничего общего с неподвижно застывшей корнелевской славой. Принцесса Клевская видит, что за будущее ее ждет; она отказывается от участия в этой бесовской игре и, удаляясь от Двора, бежит от мира романа и метафизической заразы.

Глава VIII Мазохизм и садизм

Множество раз наступив на одни и те же грабли, господин понимает, что объекты, которые даются в руки, не представляют для него никакой ценности. Поэтому он переключается на объекты, путь к которым ему заграждает неумолимый медиатор. Господин ищет непреодолимого препятствия – и, как правило, всегда находит.

Человек отправляется на поиски клада – зарытого, как он полагает, под неким камнем. Свернув один за другим целую гору камней, он ничего не находит. Несмотря на усталость, отказываться от этого тщетного предприятия он не хочет, потому что клад весьма ценен. Поэтому он посвящает себя поискам камня, который не сможет поднять: именно на него возложит он все надежды, именно на него истратит остаток сил.

Мазохист, а именно о нем мы только что говорили, – это, в первую очередь, пресытившийся господин. Это человек, который после непрерывной череды успехов – иначе говоря, непрерывной череды разочарований – пожелал неудачи; лишь она способна явить ему подлинное божество – медиатора, подступиться к которому невозможно. Метафизическое желание, как мы знаем, всегда ведет к рабству, неудаче и стыду. Стоит этим последствиям стать неотвратимыми, как субъект, в своей причудливой логике, пытается их приблизить. Подгоняя свою судьбу, мазохист соединяет в одном моменте разрозненные до сих пор этапы метафизического процесса. Если в «обычном» желании подражание порождало препятствие, то теперь само оно порождает подражание.

К мазохизму приводит господство, но еще более верный путь к нему – рабство. Не будем забывать, что в механическом препятствии, каким является для него желание медиатора, жертва внутренней медиации неизменно угадывает враждебное намерение. Человек шумно выражает свое негодование, но в глубине души чувствует, что был наказан заслуженно. Враждебность медиатора всегда кажется нам хоть немножко, но обоснованной, потому что мы по определению всегда ставим себя ниже тех, чье желание копируем. Подтверждая их превосходство, встреченные нами препятствия и презрение лишь удваивают наше желание. Отсюда – всего шаг до того, чтобы выбирать медиатора не по тем позитивным качествам, которыми он якобы обладает, а по препятствию, которое он воздвигает у нас на пути; и сделать это тем проще, что субъект презирает себя уже заранее.

Что бы ни делал субъект даже с «обычным» желанием – все в итоге оборачивается против него, но связи между несчастьем и желанием он, в своем неведении, не замечает. Мазохист эту необходимую связь между несчастьем и метафизическим желанием видит, но отказываться от своего желания не спешит. Впадая в еще более удивительное заблуждение, чем прежде, он решает, что стыд, неудача и рабство суть не естественные следствия безобъектной веры или его собственного абсурдного поведения, но знаки божественности и непременное условие метафизического успеха. Отныне основой для достижения автономии субъекту будет служить сам крах: стремление стать Богом он выстраивает на бездне.

В своей книге «Любовь в западном мире» Дени де Ружмон отмечает, что всякая страсть питается от встреченных ею препятствий – и увядает, коль скоро те отсутствуют. Поэтому, говорит он, желание всегда отталкивается от препятствия. Приводимые в этой работе наблюдения примечательны, но принцип объяснения нам на данном этапе уже кажется неудовлетворительным. Если вместо живого отношения двух индивидов синтез приводит к объектам или абстрактным концептам – значит, он не завершен. Даже притом, что мазохисты ищут себе препятствий, ставить их на первое место не следует. Поиск медиатора утрачивает непосредственность, но именно ему служит опосредующее препятствие.