Ложь в твоем поцелуе

– Это будет, наверное, только в эпилоге, – говорит она так серьезно, что я не могу не рассмеяться. – Лет через пять, не раньше.

– Я – пас, – сухо говорю я, бросая взгляд на часы. Прошло десять минут с момента разговора с мамой, и я думаю, где она сейчас. Интересно, обратилась ли она к кому-то за помощью или после предательства Матео стала таким же параноиком, что и я? Мне почему-то трудно представить, как она в одиночку переплывает фьорд на весельной лодке.

– Блум?

– Хм?

Эмма медлит, и я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на нее. Взгляд подруги устремлен в потолок, но я вижу, что она лежит, стиснув зубы.

– Мы в опасности?

Я нащупываю ее руку и переплетаю наши пальцы.

– Без понятия.

Эмма фыркает:

– Как обнадеживающе. Грядет конец света, а девушка, которая может спасти нас всех, пребывает в неведении.

Момент, конечно, не самый подходящий, но я не могу удержаться от смеха. Зажимаю рот рукой, пытаюсь взять себя в руки, но ничего не выходит. В конце концов Эмма начинает смеяться вместе со мной, и некоторое время мы просто лежим и смеемся над абсурдностью всей этой ситуации. Редко когда смех так поднимал мне настроение.

Обхватив Эмму руками, я удерживаю ее в своих объятиях на несколько минут дольше, чем это необходимо, а потом тихо выхожу из квартиры и крадусь по лестнице к входной двери. Мама Эммы еще спит, и я не хочу, чтобы моя мама ворвалась в квартиру и разбудила ее.

От волнения сердце в груди так и скачет. Может быть, на ближайшие несколько дней я смогу оставить все эти мысли своей матери. Переложу часть своих забот на нее, как все дети делают со своими родителями. Всего несколько дней, а потом я снова буду готова вернуться к реальности.

Спрыгнув с последних ступенек, я пробегаю оставшиеся метры, распахиваю входную дверь и бросаюсь в объятия матери, которая как раз поднимается по лестнице. Она говорит что-то, чего я не могу разобрать, а потом обхватывает меня руками. И больше ничего. Она просто крепко сжимает меня в объятиях.

– Милая моя, – всхлипывает она. – Не могу поверить, что ты снова со мной.

Я зарываюсь лицом в изгиб ее шеи и закрываю глаза.

– Привет, мам.

Она прерывисто смеется:

– Привет, Блум.

Кажется, мы стоим так несколько часов: я прижимаюсь к маме и пытаюсь хоть ненадолго заглушить свои панические мысли. Сердце колотится, глаза горят, но слез нет. Мое сердце будто не доверяет всему этому миру. Нервы по-прежнему натянуты до предела, и я чувствую, как моя сила кипит под кожей, готовая в любой момент вырваться наружу и защитить меня.

– Ты в порядке? – спрашивает мама, когда я отрываюсь от нее, и быстро оглядывает меня блестящими от слез глазами. – Они тебе ничего не сделали?

Я качаю головой, хотя мысли автоматически возвращаются к инциденту с Элией и Уильямом. И к стеклянной бутылке, которой я лично ударила себя по голове. Но все это не так существенно.

– Все нормально.

– Мы едем домой, – решительно объявляет она, хватая меня за руку. – Нам нужно поговорить с твоим дедушкой. Ты должна рассказать нам, что…

– Подожди! – энергично говорю я, вырываясь из объятий матери, хотя дается это мне чертовски трудно. Я предпочла бы провести остаток дня, делая вид, что все это меня совершенно не касается. Но это важно. Меня втянули во всю эту кашу, и теперь только от меня зависит, как из нее выбраться.

Мама озадаченно смотрит на меня:

– В чем дело?

Я беспокойно оглядываюсь по сторонам. Не думаю, что кто-то из повстанцев Ванитас устроил засаду в коридоре, но я далеко не наивна. Они будут искать меня.

– Мы можем пойти куда-нибудь, где сможем поговорить? Наедине и не дома? – Без дедушки и любопытных жителей Зимнего Дома.

– Блум, я…

– Я серьезно, – твердо говорю я. – Пожалуйста, мама, нам нужно… нужно поговорить. После этого можем отправиться домой.

По-прежнему вижу в ее глазах непонимание, но где-то в их глубине таится что-то еще. Что-то, чего я не могу понять. Возможно, беспокойство или угрызения совести. Нам нужно срочно поговорить друг с другом. Часть меня не может дождаться, когда я вернусь домой и заберусь в свою кровать. Но я знаю, что мне нужно несколько минут наедине с мамой, когда через плечо не заглядывает дедушка, а за стеной не подслушивает кучка служащих.

– Хорошо, – наконец сдается она и берет меня под руку. Не знаю, выражает этот жест заботу или же недоверие, но в моем сознании больше не осталось места, чтобы думать об этом. – Давай просто покатаемся. В машине нам никто не помешает.

Киваю и следую за мамой из дома. Снаружи я быстро оглядываюсь, но не замечаю никого подозрительного. Потом мы с мамой садимся в черную машину с тонированными стеклами, припаркованную у дороги.

Пока мама заводит двигатель и включает обогрев салона, я на миг закрываю глаза. Пока я в безопасности. Несколько минут мы едем по улицам молча. С неба вновь начинают падать густые хлопья снега, и мама включает дворники.

– Сейчас должна быть весна, – тихо шепчет она. – Снега уже не должно быть.

– А как же ночные заморозки? – с искренним любопытством спрашиваю я. – Они ведь даже в мае бывают!