Ложь во благо

— Миленькие носки, — они были в серых ромбах с маленькими фламинго. В ответ он пошевелил пальцами ног.

— Миленький лак. Это пурпурный?

— Я думаю, сливовый.

Он забрал мои туфли с ленты и передал их мне. Мы сели на металлические складные стулья у стены и обулись. Я бросила взгляд на смеявшихся над чем-то охранников.

— Как часто ты его навещаешь?

— Рэндалла? Через день.

— Серьезно? — я встала, дожидаясь, пока он зашнурует туфли. — Это как-то много. У вас так много тем для обсуждения?

— Не особо. Большинство визитов, скорее, для поднятия духа, — он встал и заправил рубашку на спине. — Он не слишком хорошо справляется.

— А бывает, что кто-то хорошо справляется в тюрьме? — сухо спросила я.

Он мягко положил руку мне на поясницу и повел меня в левый коридор.

— Я за него беспокоюсь. Мне интересно, что ты подумаешь о его силе духа, поговорив с ним.

— Он все еще утверждает, что невиновен?

Он вздохнул:

— Да, — он нажал на кнопку, и мы замерли, дожидаясь лифта. Я глянула в сторону направленной на нас камеры.

— Ты знаешь, что это странно, да? Что ты защищаешь человека, которого будут судить за убийство твоего сына?

Мы зашли в лифт.

— Я бы его не защищал, если бы считал виновным.

— Ты раньше защищал виновных?

— Конечно, — он выбрал третий этаж. — Но в данной ситуации я бы не стал этого делать по очевидным причинам.

— То есть ты готов закрыть глаза на мораль, если это не имеет оношения к твоей семье.

Он раздраженно фыркнул:

— Я бы так не выразился, — он взглянул на меня. — Но да, мой моральный компас иногда барахлит. Как и твой.

— В каком это смысле мой барахлит? — я скрестила руки на груди.

— Ну, я защищаю виновных. Ты их оберегаешь, — двери лифта открылись, и я ждала, что он выйдет. Он не двинулся. Я тоже.

— Как я оберегаю виновных?

— Время викторины, доктор Гвен, — выражение его лица ожесточилось. — Что ты делаешь, когда пациент раскрывает свои секреты?

Я помолчала, а двери лифта закрылись, оставляя нас наедине в тесном пространстве.

— Зависит от секрета.

Он издал невеселый смешок:

— Ах, зависит от секрета. Ладно, я подыграю. Ты хоть раз сдавала своих клиентов или сообщала что-либо, сказанное на консультациях, в полицию?

Метод постановки вопроса придавал ощущение неправильности тому факту, что я никогда не нарушала конфиденциальность клиентов.

— Нет, — осторожно сказала я.

— Они хоть раз признавались в преступлении?

Я заколебалась. Да, конечно, признавались. Поэтому большинство из них и были моими клиентами. Чтобы разобраться в чувствах вины и сожаления, вынести урок из прошлого и научиться предотвращать насилие в будущем.

— Да, — ровно ответила я.

— Хоть раз один из них признавался в планируемом преступлении?

На этот раз я промолчала. Не я здесь подсудимая. Я не обязана отвечать. На моей стороне конфиденциальность пациентов и — если притвориться, что Джона Эбботта не существовало — безупречный послужной список, включающий в себя множество решений, чьи секреты сохранить.

Безупречный послужной список, если предположить, что клиенты рассказывают тебе все, прошептал тонкий голосок, тот же, который иногда не давал мне спать по ночам. Правда в том, что я не знала обо всех поступках своих пациентов. Я знала, что они мне говорили. Они делились многим и многое утаивали. Правда ли Льюис перестал бить жену? Я не могла знать. Продолжал ли Карлос убивать бездомных животных? Вредил ли когда-нибудь человеку?

Я знала только то, что они мне рассказывали. И больше ничего.

Роберт прислонился к стене, предоставляя мне пространство для маневра.

— Ты внезапно притихла, док.

Я потянулась и нажала кнопку «3», благодарная мгновенно открывшимся дверям. Шагнув в коридор, я устремилась вперед, надеясь, что шла в правильном направлении.

— Это сюда, — позвал Роберт.

Конечно же. Я напряженно развернулась на 180 градусов и выдавила легкую улыбку.

— Пожалуйста, веди.

Он мгновение разглядывал меня, потом двинулся по коридору. Качая головой, он что-то пробормотал себе под нос.

Я не попросила его повторить, но погромче. Мне не очень хотелось знать, что бы он мне сказал.

* * *

Рэндалл Томпсон сидел на складном стуле в центре застекленной комнаты. Нас провели в смежное помещение, и я нахмурилась, когда за нами закрылась дверь.

— Почему мы не внутри вместе с ним? — уже несколько раз я встречалась с самыми жестокими преступниками и каждый раз находилась с ними в оной комнате.

— Безопасность, — сказал Роберт.

Охранник отодвинул занавеску, и через большое стекло мы увидели немолодого мужчину. Он, казалось, дремал, его запястья и лодыжки были скованы наручниками, вторые были продеты в кольцо на полу.

— Думаю, я буду в порядке.

— Они беспокоятся не за нас, — он почесал затылок. — Они переживают из-за меня.

— Тебя? — я на мгновение задумалась, но потом это стало до абсурда очевидно. Конечно. Они бы ни за что не впустили родителя жертвы в одну комнату с обвиняемым убийцей. — А, — я издала неловкий смешок. — Ну, разреши мне попасть к нему.