Ложа чернокнижников

Я лежу без сна рядом с Салли и фантазирую о своем будущем, от которого навсегда отказался… В нем, в этом будущем, я откладываю свой гримуар с золотым обрезом в черном кожаном переплете и возвращаюсь в спальню, чтобы переодеться. Она (думаю, ее зовут Аннабель) вскидывает на меня удивленные глаза лани. Она склоняется над полосатым диваном в стиле эпохи Регентства, чтобы вынуть из шляпной коробки соломенную шляпку, украшенную белыми цветами. Платиновые серьги с сапфирами подчеркивают красоту лица Аннабель. Собираясь на оперу в Глиндебурн, она надела синюю накидку в тон сапфирам, облегающее платье и синие замшевые туфельки. Я прошу ее помочь мне застегнуть золотые запонки. Она бросает шляпку и спешит ко мне. Она — во власти магического Взгляда, и вообще все заклинания из «Теории и практики магии» дают мне власть над ней и над любой другой женщиной. Шофер ждет нас в автомобиле, но, прежде чем отправиться в оперу, у нас есть немного времени, чтобы помучить маленькую девочку, которую мы держим в подвале в цепях… Что ж, Дьявол вознес меня высоко и показал мне мир, но я ушел от Дьявола прочь.

6 августа, воскресенье

Сегодня утром я целую вечность наблюдал за зайцем, который сидел, как часовой, на нашем крыльце. Потом вдруг, бог знает как, он почувствовал мое присутствие и прыжками скрылся в лесу. Уже пять или шесть недель я ничего не писал в этой тетради, и уже с трудом припоминаю, какие странные вещи случились за это время. Мне удалось перевести свою стипендию в отделение банка на Кастл-стрит. Мы сняли домик на окраине какого-то леса. Салли просто балдеет — ей так нравится играть в «дом». Мы разыгрываем сценки из жизни семьи, живущей в пригороде. Под конец завтрака, оторвавшись от свежего номера журнала «Роллинг Стоун», я говорю, что мне нужно бежать, иначе я пропущу свой поезд и опоздаю в контору. Салли начинает метаться в поисках зонтика и проводит платяной щеткой по моей футболке. Потом мы выходим на крыльцо, она целует меня на прощанье, я огибаю дом и, прокравшись через заднюю дверь, сажусь писать заметки о групповой динамике в группе сатанистов Северного Лондона и тому подобном дерьме.

Когда я отошел от мефедрина, я забросил свой дневник в полной уверенности, что никогда больше не захочу увидеть его ненавистную черную обложку. Напряжение оттого, что нужно вести дневник, — это был просто мрак. Ежедневно записывать все свои поступки противоречит моим инстинктам, как и пытаться утром вспомнить, что приснилось ночью. Уверяю вас, такие вещи лучше не вспоминать. Каждый раз, когда я усаживался за дневник, я чувствовал, как во мне усиливаются ужас и отвращение, конечно, не считая тех случаев, когда я был под кайфом. Мне казалось, будто я пытаюсь втиснуть двух людей в одно слабое, тощее тело.

Один Питер совершал поступки, а другой Питер писал о них, сильно привирая. Тем не менее за последние дни мне пришлось покопаться в своих дневниках, чтобы дополнить свои исследовательские заметки. Читать старые дневники — увлекательное занятие. Это все равно, что залпом выпить несколько бутылок прошлого. В любом случае здешняя жизнь понемногу надоедает. Поэтому я решил снова вести дневник, но на этот раз он никоим образом не будет походить на сатанистский бортовой журнал. Я хочу, чтобы мой дневник был как у Торо, чтобы ощутить себя ближе к природе. Я хочу научиться смотреть на окружающий мир широко открытыми глазами. Генри Торо, американский анархист, жил отшельником в глуши и написал дневник длиной в два миллиона слов, уместившихся в тридцати семи записных книжках; когда же под рукой не было бумаги, он писал на бересте. Такой дневник очистит меня от городских недугов и дурных воспоминаний о Хораполло-хаусе. Вольный дух, я затеряюсь в лесах Суррея. На природе легко быть хорошим.

На месте этого городка мог оказаться любой другой. Битлз, пожалуй, мог ли бы описать Фарнхэм так:

the corner is a banker with a motor car… dum de dum.

There beneath the blue suburban skies… dum de dum de dum

A pretty nurse is… о