Ложная память

— Отец Чейза был моим крестным отцом, лучший друг моего собственного отца. Я знала Карла с тех пор, как лежала в пеленках. Этот человек… он уважал людей, независимо от того, кто они были, независимо от того, богатыми они были или бедными и сколько наделали ошибок. Он также уважал детей, и прислушивался к ним, и заботился о них. Ни разу в жизни он не прикоснулся ко мне с дурным намерением, и я знаю, что он не прикасался и к Валерии-Марии. Если она действительно убила себя, то исключительно из-за отвратительного, дьявольского внушения, которое Ариман вложил ей в голову, всех этих историй о сексуальных извращениях и кровавых жертвоприношениях животных, которые устраивались в школе, о том, как детей заставляли пить их кровь… Этому ребенку было пять лет. Какое же смятение должно было возникнуть в уме такой крошки, какая ужасная депрессия была спровоцирована расспросами о подобных вещах, когда человек, называвший себя врачом, под гипнозом помогал ей вспомнить то, чего никогда не было?

— Успокойся, Зи, — ласково сказал ее муж. — Все это давно закончилось.

— Нет, для меня не закончилось. — Зина подошла к плите. — И не закончится, пока он будет жив. — Она взялась правой рукой за ручку духовки. — А тогда я не поверю некрологу. — Она вытащила из духовки противень со свежеиспеченным маисовым хлебом. — Я должна буду своими глазами увидеть его труп и ткнуть пальцем в глаз, чтобы убедиться, что он не реагирует.

Если в Зине была итальянская кровь, то она наверняка принадлежала сицилийцам, а доля индейской крови досталась не от мирных навахо, а от воинственных апачей. В ней чувствовалась необыкновенная сила, твердость духа, и если бы у нее появился шанс собственноручно прикончить Аримана и не быть пойманной, то она, скорее всего, воспользовалась бы этим шансом. Она очень понравилась Марти.

— Мне было тогда семнадцать лет, — сказал Чейз. Непонятно было, к кому он обращался: то ли к присутствующим, то ли к самому себе. — Одному богу известно, почему меня не обвинили вместе с родителями. Как я избежал их участи? Разве когда сжигают ведьм, то не убивают вместе с ними и их родных?

Возвращаясь к тому, о чем говорила Зина, Дасти задал ключевой вопрос:

— Если она действительно убила себя? Что вы имели в виду, использовав именно эти слова?

— Расскажи ему, Чейз, — обратилась Зина к мужу, поворачиваясь к котлу с перцами. — Посмотрим, приходилось ли им когда либо предполагать или слышать, чтобы маленький ребенок сделал с собой что-нибудь подобное.

— Ее мать находилась в соседней комнате, — сказал Чейз. — Она услышала выстрел и вбежала, спустя, может быть, две-три секунды после того, как это случилось. Там не могло быть никого постороннего. Девочка, совершенно определенно, убила себя из пистолета своего отца.

— Она должна была достать пистолет из коробки в шкафу, — вмешалась Зина. — И отдельную коробку с патронами. И зарядить пистолет. Это ребенок, который никогда в жизни не прикасался к оружию.

— Но не это является самым невероятным, — сказал Чейз. — Что ужаснее всего… — он замялся. — Это настоящий кошмар, миссис Родс.

— Я выдержу, — мрачно уверила его Марти.

— Каким образом Валерия-Мария убила себя… — Чейз явно с трудом подыскивал слова. — В новостях процитировали Аримана, который сказал, что это «проявление ненависти к себе, отрицания своей половой принадлежности, попытка уничтожить половую составляющую своего «я», существование которой привело к тому, что она подверглась насилию». Поймите, эта маленькая девочка, прежде, чем нажать на курок, разделась догола, а потом засунула дуло пистолета… ну… в себя…

Марти оказалась на ногах прежде, чем поняла, что хочет встать из-за стола.

— Милостивый боже!

Ей необходимо было как-то двигаться, куда-нибудь идти, что-то делать, но здесь некуда было идти, кроме — она не успела даже осознать этого — кроме как к Зине Глисон. Она обвила ее руками точно так же, как в схожей ситуации обняла бы Сьюзен.

— Вы были знакомы с Чейзом в то время?

— Да, — подтвердила Зина.

— И остались с ним. И вышли за него замуж.

— Благодарение богу, — пробормотал Чейз.

— Чего же это должно было стоить, — воскликнула Марти, — после самоубийства ребенка защищать Карла перед другими женщинами и остаться с его сыном!

Зина восприняла порыв Марти так же естественно, как он случился. Воспоминания о тех годах заставили эту принцессу Юго-Запада задрожать, но проливать бессильные слезы не было в обычаях ни сицилийских, ни индейских женщин.

— Никто вслух не обвинял Чейза, — сказала она, — но его все же подозревали. И я… Люди улыбались мне, но держали детей от меня подальше. В течение многих лет.

Продолжая обнимать Зину за плечи, Марти подвела ее к столу, и они снова уселись вчетвером.