Ложное впечатление. Подсолнух. Две девочки в синем. Марли и я

Мы составили список друзей, соседей и сослуживцев, а затем начали вычеркивать одну фамилию за другой. Наконец у нас осталось только одно имя. Кэти, моя коллега, живет одна и любит животных. Рослая, сильная женщина, спортсменка. То, что нужно! И — ура! — она согласилась.

Я подготовил ей такую подробную инструкцию, словно оставлял на ее попечение тяжело больного младенца. «Руководство по уходу за Марли» составило шесть страниц, исписанных с двух сторон.

Эту инструкцию я вручил Дженни и попросил прочитать — проверить, не упустил ли я чего.

— О чем ты только думаешь? — поинтересовалась Дженни, вчитавшись в инструкцию. — Это нельзя ей показывать! — Она возмущенно взмахнула листками в воздухе. — Если ты ей это покажешь, об Ирландии можешь забыть. Она бросится бежать и не остановится до Ки-Уэста!

Но я верил, что честность — лучшая политика, так что предъявил Кэти свою инструкцию. Во время чтения она несколько раз заметно поморщилась, однако удержала свои чувства при себе. К концу текста лицо ее приобрело нежно-зеленый оттенок, но эта благородная женщина не стала брать свое обещание назад.

— Приятного вам путешествия, — мужественно пожелала она. — У нас все будет хорошо.

Ирландия оказалась именно такой, как мы ее себе представляли. Чудная, идиллическая страна, идеальное место для отдыха. Погода была отличная: почти все три недели светило солнце. Как мы и обещали себе, мы не строили планов и не сверялись с путеводителями — просто катались по побережью, останавливаясь тут и там, чтобы пройтись, купить сувенир, выпить по бутылочке «Гиннесса» или посмотреть на океан.

Каждый вечер мы искали, где бы сегодня остановиться на ночлег. И все ночлеги были одинаковы — комнаты в частных домах, гостеприимные ирландские вдовушки, чай, мягкая перина и обязательный вопрос: «А вы, уж простите за любопытство, женаты или так?» А затем понимающая улыбка и деликатно прикрытая дверь.

Мы с Дженни вскоре уже не сомневались, что ирландские законы предписывают в обязательном порядке вешать на стенку в каждой спальне портрет Папы или картину с Девой Марией (а иногда и то и другое). Кроме того, другой закон, видимо предназначенный охранять целомудрие путешественников, распространялся на кровати — такие скрипучие, что даже повернуться с боку на бок без шума нам не удавалось.

К романтике такие условия располагали не больше, чем ночлег в монастыре. Мы спали в чужих домах — в домах добрых католиков — с тонкими стенами, скрипучими кроватями, любопытными хозяйками и бдительными статуями святых.

Секс в таких местах казался совершенно недопустимым. Мы как будто снова стали школьниками. Нас могли «поймать» — и это означало неминуемое унижение на следующее утро за общим завтраком. Это означало, что миссис О’Флаэрти, подавая нам яйца, поднимет брови и спросит с усмешкой: «Надеюсь, кровать вам понравилась?»

В Ирландии секс перестал быть обязанностью — он превратился в запретное удовольствие. Это-то мне и требовалось. Все три недели мы не могли оторваться друг от друга.

Но Дженни не переставала беспокоиться о своем малыше, оставшемся дома. Каждые два-три дня, зажав в кулаке мелочь, она закрывалась в телефонной будке и выслушивала от Кэти подробный отчет. Я стоял снаружи и, естественно, слышал только половину беседы.

— Что сделал?.. Прямо на дорогу?.. Но вы не пострадали?.. Слава богу… Что? Туфли?.. О боже мой! И сумку?.. Да-да, конечно, мы заплатим… Нет-нет, не спорьте, заплатим…

И так далее. Каждый звонок превращался в список прегрешений, одно хуже другого; некоторые удивляли даже нас, закаленных ветеранов собачьих войн. Марли был трудным учеником, а Кэти, похоже, в собачьи учительницы не годилась.

Когда мы вернулись, Марли встречал нас у калитки. Кэти стояла в дверях: вид у нее был усталый, даже измученный. Взгляд затуманенный, словно у контуженного солдата. Рядом с ней на пороге стояла собранная сумка: она собиралась уйти немедленно. Мы вручили ей подарки, долго и красноречиво ее благодарили, попросили не беспокоиться о разодранных шторах и прочем. Она вежливо распрощалась — и была такова.

— Бедняжка Кэти, — сказала Дженни. — Боюсь, больше она присматривать за Марли не согласится.

— Мне тоже так кажется, — ответил я. И, повернувшись к Марли, добавил: — Итак, шеф, медовый месяц окончен. С завтрашнего дня начинаем дрессировать тебя по всем правилам.

Утром мы с Дженни вышли на работу. Но перед этим я надел на Марли «удавку» и вывел его на прогулку. Он немедленно рванулся вперед, даже не притворяясь, что готов гулять спокойно.

— Куда спешим? — поинтересовался я и изо всех сил дернул за поводок, сбив его с ног.

Он поднялся, откашлялся и устремил на меня обиженный взгляд, словно говоря: «А вот Кэти так не делала!»

— Привыкай, — ответил я, заставив его сесть.

Он смотрел на меня очень скептически.

— Марли, рядом! — С этими словами я зажал поводок в горсти, так что моя рука почти касалась ошейника, и шагнул вперед с левой ноги.

Пес бросился вперед — я натянул поводок.

— И не стыдно тебе было пользоваться слабостью женщины? — бормотал я. — Ну нет, со мной этот номер не пройдет!