— Марли, держись! — завопил я. — Мы едем прямо в лес!
Мы промчались мимо толстого старого орешника, проскользнули между двумя дикими вишнями, каким-то чудом избежали столкновения со всеми деревьями на нашем пути и врезались в густой подлесок. Только тут я сообразил, что в нескольких метрах от нас — берег ручья, не замерзающего даже зимой. Очень крутой берег, в сущности, обрыв. Туда-то мы и несемся во весь дух. Я успел только обхватить Марли руками, зажмуриться и заорать во весь голос:
— А-а-а-а-а!
Сани вылетели на берег, перевалились через обрыв и ухнули вниз. На миг мне показалось, что мы застыли в классической позе из детского мультика — когда герой замирает в воздухе, прежде чем рухнуть вниз. Только в этом мультфильме я висел в воздухе в обнимку с лабрадором, отчаянно поливающим меня слюной. Вцепившись друг в друга, мы приземлились в глубокий сугроб и подкатились к самой воде.
Я открыл глаза, осторожно попробовал пошевелить руками, ногами, головой. Вроде все цело. Марли прыгал вокруг меня, явно сгорая от желания повторить эксперимент.
— Извини, Марли, — проговорил я, со стоном поднимаясь на ноги, — для таких развлечений я староват.
Но и сам Марли не молодел — в следующие несколько месяцев мы ясно это поняли.
К концу нашей первой пенсильванской зимы я начал замечать, что Марли уже не молод. В декабре ему исполнилось девять лет, и он начал понемногу сдавать. Однажды мы вместе спустились с нашего холма и стали взбираться на крутой соседний холм, на вершине которого белела церквушка, а рядом с ней — кладбище времен Гражданской войны. По этому маршруту мы гуляли часто, и еще осенью Марли преодолевал этот путь без труда. Но сейчас я заметил, что он отстает.
— Что же ты, Марли? Неужели ты мне уступишь? — ласково спросил я, наклонившись над ним.
Стоял ясный морозный день, и в лучах неяркого зимнего солнца я ясно видел, что золотистая морда Марли подернулась сединой. Наш вечный щенок превратился в почтенного пенсионера, а мы этого даже не заметили.
Впрочем, если вы думаете, что он начал вести себя приличнее, то глубоко заблуждаетесь. Жизненный темп Марли несколько замедлился, но вкуса к фокусам и проказам он отнюдь не потерял. Он по-прежнему таскал еду. По-прежнему глотал самые разные предметы, вовсе для этого не предназначенные. По-прежнему пил из раковины и переворачивал миску с водой. А услышав рокот грома, по-прежнему впадал в панику и, если нас не было рядом, начинал крушить мебель и предметы обстановки. Однажды, вернувшись домой, мы обнаружили, что он разодрал в клочья матрас Конора.
С годами мы научились относиться к ущербу, причиняемому Марли, с философским спокойствием, тем более что теперь, вдали от ежедневных флоридских гроз, такие случаи стали намного более редкими. Когда заводишь собаку — будь готов к порче ковров и подушек. Как и в любых отношениях, тебе приходится чем-то платить. И мы были готовы платить за ту радость и удовольствие, которое доставлял нам Марли. Тех денег, что мы потратили на собаку (включая расходы на ремонт и покупку новой мебели), хватило бы, чтобы купить небольшую яхту. Но многие ли яхты станут весь день ждать у дверей вашего возвращения? Многие ли яхты живут ради того, чтобы забраться вам на колени или прокатиться вместе с вами на санях, восторженно облизывая вам лицо?
Марли стал членом нашей семьи. Мы принимали его таким, какой он есть, — и все сильнее его любили.
— Эх, Марли, старина… — проговорил я, остановившись рядом с ним на обочине дороги.
Наша цель — белая церквушка — виднелась далеко впереди, в конце крутого подъема. Но здесь, подумалось мне, как и в жизни, важна не цель — важен сам путь. Я опустился на одно колено, положил руку на загривок Марли и сказал:
— Ладно, давай отдохнем немного.
А затем мы пустились в обратный путь — домой.
Глава двенадцатая
Пернатые друзья
Весной мы решили заняться разведением сельскохозяйственных животных. Нам теперь принадлежало восемьдесят соток земли в деревне и казалось вполне разумным разделить эту площадь с какой-нибудь неприхотливой скотинкой. Кроме того, я теперь работал редактором «Органического садоводства» — журнала, в котором, помимо всего прочего, пропагандировалось широкое использование в садоводстве естественных удобрений. А кто у нас производит естественные удобрения?
— Можно завести корову, — предложила Дженни.
— Корову? — переспросил я. — Ты что, с ума сошла?
— А как насчет овец? — спросила она. — Овечки такие миленькие…
Я молча смерил ее своим фирменным взглядом, означающим: «Опять ты взялась за эти женские штучки!»
В конце концов мы остановились на курах. Для садовода, отказавшегося от химических удобрений и пестицидов, куры, пожалуй, самый лучший выбор. Они неприхотливы и относительно недороги в содержании. Небольшой курятник и несколько горстей кукурузных зерен в день — вот и все, что им нужно для счастья. При этом они не только несут свежие яйца, но и — если пускать их гулять по саду — усердно уничтожают вредных насекомых и удобряют землю фекалиями с высоким содержанием азота.