Ложное впечатление. Подсолнух. Две девочки в синем. Марли и я

Приходилось признать: я разделяю ее желание вернуться на север. Хотя двенадцать лет в Южной Флориде мы прожили счастливо, порой мне хотелось сбежать в свой личный рай — не крохотный садик, а солидный участок земли, где можно будет разбить огород, разводить костер, гулять вместе с Марли по окрестным лесам.

И я послал резюме — просто для проформы. Две недели спустя зазвонил телефон: со мной хотела поговорить Мария Родейл, внучка Дж. А. Родейла. Я был так потрясен тем, что ко мне обращается владелица компании, что попросил ее повторить свою фамилию. Да, сказала Мария, им очень нужен профессиональный журналист, который сможет вернуть журналу его былую славу. В журнале должны появиться увлекательные проблемные статьи об окружающей среде, генетической инженерии, развитии органического движения; он должен стать более профессиональным и интересным.

Я прибыл на собеседование, настроившись сыграть роль «крепкого орешка»: однако стоило мне выехать из аэропорта и свернуть на деревенскую двухрядную дорогу — и я пропал. С каждым поворотом передо мной открывались новые виды: старинная каменная ферма, крытый мост, холмы, по склонам которых вьются седые нити ручьев… И простор — бескрайний простор до самого горизонта.

Два месяца спустя рабочие погрузили все наши пожитки в огромный грузовик. Автомобиль и семейный мини-вэн отправились на платформу автовоза. Мы отдали ключи новым хозяевам и последнюю нашу ночь во Флориде провели на полу у соседей, сгрудившись вокруг Марли.

— А мы уже путешествуем? — в восторге спрашивал Патрик.

На следующее утро я поднялся на рассвете и вывел Марли на его последнюю прогулку по флоридской земле. Он нюхал воздух, весело прыгал и скакал вокруг меня в счастливом неведении о том, что за перемены его ожидают. Я уже купил прочную переноску и по совету доктора Джея запихнул Марли в пасть двойную дозу успокоительного. К тому времени, как сосед привез нас в аэропорт, Марли совершенно успокоился.

И вот у терминала выстроилось все семейство Гроган: двое непоседливых мальчишек, возбужденных предстоящим путешествием, голодный младенец в коляске, измученные родители и обкормленный таблетками пес. А также мелкая живность: две лягушки, три золотые рыбки, краб-отшельник, улитка по имени Слизун и коробка с лягушачьим кормом — живыми сверчками. Пока мы ждали своей очереди, я собирал переноску. Переноска была поистине огромная; однако, когда мы дошли до терминала, женщина в форме взглянула на Марли, затем на клетку, затем снова на Марли и сказала:

— Мы не можем разрешить вам везти собаку в этом ящике. Он слишком маленький.

— В зоомагазине мне сказали, что это самый большой размер, — жалобно отвечал я.

— Федеральные правила перевозки животных требуют, чтобы собака могла свободно вставать и поворачиваться в переноске, — объяснила она, затем добавила скептически: — Ну ладно, попробуйте.

Я открыл дверцу и подозвал Марли. Однако он явно не горел желанием залезать в переносную тюремную камеру. Ну почему, когда нужны собачьи лакомства, их никогда нет под рукой? Обшаривая карманы в поисках чего-нибудь вкусненького для подкупа, я наконец наткнулся на коробочку мятных леденцов, достал один и повертел у него перед носом.

— Марли, хочешь леденец? Держи! — И я бросил леденец в переноску.

Разумеется, он заглотнул наживку — послушно двинулся следом.

Дама в форме была права: переноска оказалась маловата. Нос Марли уже уперся в дальнюю стену, а хвост все еще торчал снаружи. Я надавил ему на ляжки, вталкивая его внутрь, и не без труда захлопнул дверцу.

— Он должен иметь возможность повернуться, — строго сказала служащая.

— Марли, мальчик, ну-ка повернись! — приказал я.

Марли бросил на меня через плечо терпеливый взгляд затуманенных, налитых кровью глаз, словно говоря: «Я бы с удовольствием — только объясни как!»

Если он не сможет повернуться — его не пропустят на борт. Я взглянул на часы. До окончания посадки на самолет осталось двенадцать минут.

— Марли, сюда! — отчаянно взмолился я. — Повернись!

Я уже готов был бухнуться перед ним на колени, как вдруг сзади послышался треск, а следом голос Патрика:

— Ой!

— Лягушки удрали! — вскочив, закричала Дженни.

— Квак! Брекекекс! Домой! — хором завопили мальчишки.

Моя жена, опустившись на четвереньки, скакала по терминалу следом за лягушками, неизменно опережавшими ее на шаг. Пассажиры начали останавливаться и оборачиваться.

— Прошу прощения, — сказал я так спокойно, как только мог, встал на четвереньки и присоединился к Дженни.

Мы вдоволь развлекли пассажиров, вылетавших и прибывавших в этот ранний час, но наконец поймали Квака и Брекекекса и водворили их назад в коробку. В этот момент из собачьей переноски донесся шум. Марли каким-то образом ухитрился повернуться!

— Видите? — гордо обратился я к женщине из багажного отделения. — Он может поворачиваться. Никаких проблем!

— Ну ладно, — нахмурившись, сказала она. — Под вашу ответственность.

Двое грузчиков водрузили переноску с Марли на тележку и покатили ее прочь. А мы помчались на самолет.