Ложное впечатление. Подсолнух. Две девочки в синем. Марли и я

Наконец мы сели на свои места, и я позволил себе вздохнуть спокойно. Марли летит с нами. Лягушки смирно сидят в коробке. Мы успели на самолет. Можно расслабиться и отдыхать. Через окно я видел, как в багажное отделение грузят огромную собачью переноску.

— Смотрите-ка, — сказал я ребятам. — Вон наш Марли!

Они принялись махать в окно и кричать:

— Привет, Марли!

Стюардесса начала произносить обычную речь о правилах безопасности, а я развернул журнал. И тут до меня донеслось ЭТО. Под нашими ногами, глубоко в чреве самолета, раздавался приглушенный, однако ясно различимый звук. Жалобный, скорбный вой дикого зверя. Кстати, для сведения: лабрадоры вообще-то не воют. Воют волки. Воют гончие. Лабрадоры просто не умеют выть. Но Марли, видимо, об этом не знал.

Пассажиры начали поднимать глаза от журналов и романов. Женщина напротив нас спросила своего мужа:

— Ты слышишь? Кажется, это собака.

Дженни, сжав губы, смотрела прямо перед собой. Я уткнулся в журнал.

— Марли плачет, — сказал Патрик.

Мне очень захотелось ответить: «Нет, сынок, это плачет какой-то незнакомый пес, которого мы никогда не видели и абсолютно ничего о нем не знаем!»

Взревели моторы, заглушая вой, и самолет покатился по взлетной полосе. Мне представилось, как Марли сидит в тесной переноске — в какой-то темной дыре, одинокий, напуганный, накачанный лекарствами. Бедняга.

Едва самолет оторвался от земли, как послышался треск, а затем:

— Ой!

На этот раз «ой» сказал Конор.

Я взглянул вниз, затем поспешно поднял глаза и воровато оглянулся вокруг. Убедившись, что на нас никто не смотрит, я прошептал на ухо Дженни:

— Не смотри вниз! У нас разбежались сверчки.

Мы поселились в просторном деревенском доме на крутом склоне холма. В наши владения входило 0,8 гектара земли, лес, где я мог в свое удовольствие рубить дрова, и ручей, берущий начало в роднике, который мальчишки и Марли скоро научились взбаламучивать. Из окна кухни открывался вид на соседний холм, вершину которого украшала белая церковка.

К дому прилагался сосед — рыжебородый медведь, словно вышедший из фильма про деревенскую жизнь. Жил он на каменной ферме постройки конца XVIII века и по воскресеньям любил посиживать на заднем крыльце и ради развлечения постреливать из винтовки по стволам деревьев — к большому испугу и неудовольствию Марли. В первый же день нашего приезда он принес нам бутылочку домашней вишневой настойки и корзину черники. Себя он называл Копальщиком.

Как легко догадаться по прозвищу, Копальщик владел экскаватором и зарабатывал себе на жизнь рытьем ям и канав. Если нам потребуется выкопать яму или перенести землю с одного места на другое, объяснил он, пусть мы только свистнем, и он мигом примчится.

— И если собьете на дороге оленя, тоже дайте мне знать, — добавил он, подмигнув. — Мы его быстренько освежуем и приготовим, а дорожной полиции ничего не скажем.

М-да, подумал я, здесь нам не Бока-Ратон!

Жизнь в сельской глуши оказалась мирной, удивительно спокойной… и чуть-чуть одинокой. Во Флориде меня раздражала постоянная толчея, и я не сомневался, что здесь буду наслаждаться уединением. Однако по крайней мере в первые месяцы я не раз ловил себя на том, что сожалею о своем решении переехать в место, в котором, как видно, никто, кроме нас, жить не желает.

А вот Марли не знал таких сомнений. Для пса, у которого энергии больше, чем здравого смысла, наш новый дом стал идеальным местом. Он носился по лужайке, продирался через заросли, поднимал тучи брызг в ручье. Беспрестанно и безуспешно ловил кроликов, коих здесь водилось множество — наш сад они рассматривали как бесплатный салат-бар. Марли «подкрадывался» к кролику, производя при этом шум не меньший, чем марширующий взвод солдат, и, разумеется, потенциальная добыча вскакивала и исчезала в лесу. Пробовал Марли ловить и скунсов — к счастью, с тем же успехом.

Пришла осень, а с ней — новая веселая игра: нападение на кучу листьев. Во Флориде деревья осенью не сбрасывают листья, и Марли не сомневался, что разноцветные хрустящие кружева, летящие с неба, — подарок специально для него. Пока я сгребал желтые листья в кучи, Марли сидел и терпеливо ждал своего часа. Лишь после того, как посреди лужайки вырастала гора листьев, он, пригнувшись, бросался вперед. Через каждые несколько шагов останавливался, замирал с поднятой лапой и принюхивался, словно лев в Серенгети, выслеживающий ничего не подозревающую газель. И наконец, именно в тот момент, когда я опирался на грабли, чтобы полюбоваться своей работой, он прыгал, приземлялся на самую вершину кучи, а затем по неясным для меня причинам принимался исступленно гоняться за собственным хвостом и не останавливался, пока моя аккуратная куча не оказывалась опять разметана по всей лужайке. Тогда он оборачивал ко мне довольную морду, словно спрашивая: «Правда, здорово я тебе помог?»