— Ты сама заметила расхождения в данных и сразу же сообщила об этом начальству. Юля отразила это в отчёте. Проще было привлечь тебя к этому делу, чем гадать, что ещё ты откопаешь и как решишь воспользоваться этой информацией.
— Например, как сделала это Вика, — кривится Глеб, — это счастье, что Илья оказался не тем человеком, кого мы искали, иначе сейчас нам вполне вероятно пришлось бы заниматься розысками её тела.
— И ты думаешь, в краже денег замешана наша куратор?
— Вполне вероятно. Или она просто так же следит за Ильей, — Кирилл задумывается, просчитывая все возможные варианты и совсем забывая о тлеющей в его пальцах сигарете, пепел с которой свободно падает на светлую мраморную столешницу. — Он сам говорил, что дядя наверняка будет приглядывать за тем, как он выполняет свою работу. Да и зная Байрамова-старшего, было бы странно, не приставь он какого-нибудь человека для контроля за тем, что творится в компании. Или эта ваша куратор и есть тот человек, или она действительно причастна к махинациям. Как быстро ты достанешь о ней информацию?
— Основное уже есть, там ничего подозрительного я не нашёл. Сегодня ребята покопаются в её родне и окружении, попробуем последить аккуратно, заодно поймём, следит ли уже за ней кто-нибудь другой, — перечисляет Глеб, пока я никак не могу оторваться от этой проклятой сигареты. Дёргаюсь вперёд, вырываю её у Кирилла из рук и остервенело тушу о дно пепельницы.
Я на самом деле жду новый виток переглядываний, усмешек или наглых замечаний, от которых уже начинает потряхивать. Или от них, или от непонятной, раздражающе-зудящей внутри потребности к прикосновениям.
Пусть вскользь, еле-еле, самыми кончиками пальцев к прохладной ладони.
Пусть сильно и яростно, впитывая оставшееся на бумажном фильтре тепло.
Пусть мысленно, в запрещённых к просмотру и не прошедших цензуру фантазиях представляя своё тело в объятиях крепких рук.
— Если она действительно человек Байрамова, с этой Юлей могут возникнуть проблемы, — как ни в чём не бывало продолжает Кирилл, не комментируя и вообще никак не реагируя на мою дурацкую выходку.
— Видишь ли, Маша, Юля уверена, что её нанял для слежки именно Байрамов-старший, а никак не кто-то из нас, — добавляет Глеб, вслед за Зайцевым делающий вид, что ничего не произошло. — Так что ситуация выходит очень… неоднозначной.
— Нам надо как можно скорее разобраться со всеми счетами. Я сам заберу у Ильи всё, что он вытащил из базы, тебе лучше не светиться, — бросает ему Кирилл и хмурится напряжённо, снова отбивает глухой ритм пальцами, решаясь на новые опрометчивые действия. — Привлечём его. Я придумаю, как лучше обьяснить ему происходящее. Попрошу поискать, у кого можно купить доступ в головную компанию Байрамовых, всё же он намного ближе к ним. И… пусть попросит свою подружку помочь с анализом данных.
— Нет! — тут же вскидываюсь я, собираясь отстаивать своё решение до последнего. — Не нужно втягивать Вику в это дерьмо. Большую часть данных из нашей компании я уже просмотрела и смогу закончить всё за эту неделю, пока идут праздники. Нет смысла привлекать новых людей сейчас.
— Может быть у тебя, Ма-шень-ка, есть ещё и способ заставить её или Илью забыть об уже найденных хищениях денег? Тогда давай, поделись с нами соображениями на этот счёт! — его голос звучит уверенно, властно, грубо, а я ловлю себя на ужасно постыдной мысли о том, что мне это безумно нравится. Проглатываю все свои возражения, дышу учащённо, нервно ёрзаю на месте и покусываю губы, а низ живота наполняется щекочущим теплом, мгновенно реагируя на любезно подкидываемое памятью столь же жёсткое и бескомпромиссное «раздвигай ноги».
Мне не хочется, не хочется вспоминать об этом. Смотреть на него с жаждой путника, блуждавшего по засушливой пустыне десяток мучительных лет. Одержимым художником улавливать весь спектр оттенков ярости в его голосе, от жжёной охры к эбонитово-чёрному, сквозь страстный карминовый, прорывающийся подобно языкам бушующего в нём пламени. Пропускать вглубь себя проказу, от которой так долго убегала, закрывалась, защищалась.
Ненавижу, ненавижу тебя Кирилл!
— То-то же, — протягивает довольно, приняв за знак абсолютной капитуляции поспешно скрещённые мной на груди руки, прикрывающие вмиг затвердевшие от нарастающего возбуждения соски. — Нам остаётся или прикинуться, что просто хотим помочь Лирицкому разобраться во всех этих странностях, или полностью посвятить его с твоей Викой во все подробности того, чем и ради чего мы занимались последние пять месяцев, а потом надеяться, что они только облегчённо выдохнут и скажут «Окей ребята, продолжайте в том же духе, а мы будем молча держаться подальше от всех ваших противозаконных действий».
Мне бы удивиться, что он вообще приводит объяснения и пытается переубедить меня вместо того, чтобы категорично заявить, что его решения не обсуждаются. Но блядские сомнения, сомнения, сомнения рвут пополам, растаскивая по полюсам разум и сердце, не способные прийти к взаимопониманию.
Я не хочу, чтобы Вика ввязывалась в потенциально смертельно опасную авантюру.