Ложные надежды

Кровать чуть пружинит под весом наших тел, ничком свалившихся на неё, переплетённых двумя сорняками, опрометчиво пытающимися выжить за счёт друг друга и обречёнными только загнуться так же — вместе. Что-то в стаскиваемой нами одежде трещит и звякает, оказываясь сброшенным на пол, а день смущённо убегает, не желая подглядывать в окно, и вместо него наваливаются сверху бесстыдные сумерки, присвистывающие порывами ветра и тарабанящие дождём по стеклу.

Он входит в меня быстрыми толчками; медленными, нежными движениями мнёт грудь; резкими, внезапными щипками прихватывает соски; плавными, скользящими поцелуями покрывает шею, плечи и ключицы.

А я держусь за его предплечье, хватаюсь за него пальцами и глажу, наконец-то глажу сетку выступающих вен, прохожусь по ним губами, наслаждаясь каждым моментом, когда выходит уловить пульсацию внутри них стремительно гонимой по телу крови. Прикусываю их зубами, позволяю кончику языка провалиться в борозду шрама, чуть прохладного на ощупь, и скользить по нему вверх-вниз, запоминая ощущения и от плавных линий, и от грубых изломов рубца, и от рваного края ближе к локтю, и от внезапного обрыва, словно вонзающегося и ныряющего под кожу на запястье.

— Машааа, — тянет он хрипло, с удовольствием, с просьбой, с приятной беззащитностью, от которой у меня внутри взрываются один за другим залпы фейерверков, превращая внутренности в одно безобразное месиво, усыпанное разноцветными искрами. Синийжёлтыйзелёныйкрасный. Настоящее цветопредставление перед закрытыми глазами, его пальцы, вытрахивающие мой рот, и обжигающее дыхание на затылке.

Он кончает в меня особенно сильным, глубоким, болезненным толчком, вжимается, вдавливается в мою спину влажным, кипящим телом, дрожит и пульсирует прямо там, внутри, и я стону громко и выгибаюсь, трусь о него ягодицами, испытывая совсем не похожий на прежние, запоздалый и неправильный оргазм.

А потом ворочаюсь долго-долго, кручусь без сна в лихорадочном, болезненном состоянии, трясусь от холода, заставляя его выныривать из полудрёмы и обхватывать меня руками, притягивать ближе, подминать под себя с пылкими, судорожными поцелуями. И в исступлении терзаю, кусаю его губы в ответ.

Ненавижу тебя, Кирилл! Ненавижу, ненавижу, ненавижу!

Ненавижу тебя за то, что так сильно…

Глава 13

Щелчок. Щелчок. Щелчок.

Клавиши мягко проваливаются под подушечками пальцев и глухо щёлкают в самом конце своего пути. Этот монотонный ритм отстукиваемых нами щелчков звучит в моей голове третий день кряду, меняясь лишь на шорох перебираемых листов или резкий, шаркающий звук скользящего по бумаге маркера.

Благодаря Лирицкому у нас оказались все необходимые данные на пару недель раньше, чем установленная мной программа-шпион успела бы полностью их скачать. Вика помогает ему пересматривать все счета за последние три года — тот срок, что Илья Сергеевич числился сначала заместителем директора, а потом и самим директором. Я знаю, что ей можно доверять. Знаю, что если где-то в цифрах будет хоть одно маленькое расхождение, Вика непременно его заметит. Знаю, что она никому не расскажет о том, в какую авантюру ввязалась, — до сих пор не рассказала даже мне, в единственном скомканном и быстром звонке сославшись просто на то, что все праздничные дни будет с Ильёй.

Я всё это знаю, а Кирилл — нет. Но он принимает решения, просто доверяя моему мнению, и каждый раз, думая об этом, у меня дрожь идёт по телу.

Так не должно быть, не должно! Это неправильно, невозможно, слишком быстро и убийственно. Это недальновидно, глупо, опрометчиво — ведь я ненавижу его точно так же, как раньше.

Или, может быть, ещё чуточку сильнее?

То, что он делает, приведёт к провалу. К краху, неминуемой беде, к непоправимым последствиям.

То, что делаю я, станет погибелью. Если не нашей общей, то моей — уж точно. Потому что я привыкаю.

К огромному пространству чужой квартиры, в которой за последние дни научилась передвигаться на ощупь в кромешной тьме ночи. К своим вещам в шкафу, в окружении дорогих мужских костюмов и чёрно-белых рубашек. К чашке только что сваренного кофе, непременно встречающей меня на рабочем месте. К рукам, обнимающим меня во сне. К нему. К тому, что он всегда рядом: в кровати, вечерами у панорамного окна, за кухонным столом, где мы работаем вместе. Даже в моих мыслях.

Но сегодня его рядом нет. Осталось только тело, заторможенное и выполняющее свои функции на чистом автоматизме. Заедающее, зависающее, напрочь лишённое не только жизни, но и той едкой, пугающей своим холодом, манящей тьмы.

— Кирилл… — сама не знаю, зачем окликаю его. Наверное, просто не могу выдерживать этот стеклянный, пустой взгляд, направленный сквозь себя. Не могу выносить то, насколько слабой и беспомощной меня делает его потерянный, отсутствующий вид.

Не могу видеть его таким и делать вид, что всё нормально, что мне безразлично.