Ложные надежды

Он должен был догадаться. Должен был понять, что нельзя ему верить. Должен был обратить внимание на заветы отца, фанатично твердившего, что этот выблядок мечтает свести их всех в могилу.

— Тварь, да я тебя…!

Закончить он не успевает, за резким изгибом дороги и огромной скоростью слишком поздно заметив оранжевые машины уборочной техники, выставленные в ряд и полностью перекрывающие дорогу.

Выворачивает руль и дёргает ручник, разворачивается так резко, что машина визжит тормозами, оставляет на асфальте чёрные следы дымящихся шин и чуть не переворачивается. Снова газ до упора — и он несётся в обратную сторону, только теперь обратив внимание, что кроме него на дороге нет больше ни одной машины.

Над головой так и шумят вертолёты — судя по звукам, их стало несколько, — и белые прожектора мечутся по полосам прямо перед ним, почти полностью ослепляя. Сквозь прищуренные глаза удаётся разглядеть только вспышки синего и красного цвета, которые становятся всё ближе, ближе, ближе.

Уворачивается от первой, испуганно вскрикивая, объезжает вторую, расслышав как противно шкрябнул от мимолётного соприкосновения металл, притормаживает на мгновение, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь, но громкий звук сирены, раздавшийся где-то спереди, сзади, сбоку от него вынуждает ещё сильнее вдавить педаль газа.

— Мамочка, мамочка, — повторяет испуганно, совершенно ослепнув и почти оглохнув от обилия сшибающих друг друга, острых и громких звуков, плотным шумом стоящих вокруг.

Едет на ощупь, едет наугад, едет по велению бьющегося где-то у верхнего нёба сердца. И испуганно выкручивает руль в сторону, в последний момент заметив прямо перед собой очередную красно-синюю вспышку.

Его встряхивает и подбрасывает, мир крутится и кружится, что-то жёсткое сначала больно ударяет в грудь, а парой секунд позже с размаху хлещет ему в лицо до хруста в переносице.

Все звуки разом стихают, будто их никогда не существовало, или на этот раз он по-настоящему оглох. И еле открывая глаза, видит вокруг себя лишь темноту и полосу тусклого света освещающих дорогу фонарей.

— Ааааааааа! — крик паники человека, запертого в перевернувшейся на крышу машине, сменяется неистовым криком боли от ощущения стремительно нарастающей вокруг, невыносимой, убивающей жары.

Перед глазами проносятся секундные вспышки воспоминаний настолько старых, что он и не знал об их существовании. Плеск воды в речке, когда пускаешь скакать по ней мелкие камушки; яркий букет вонючей пижмы, зажатый во вспотевших от волнения ладонях; звонкий девичий смех и нежное «Андрюша!».

Его целиком охватывает огнём, прожигая насквозь, и машина взрывается.

* * *

Дорога перекрыта десятком машин. Пожарная, ДПС, полиция и скорая, чья помощь уже точно не потребуется: там, в овраге, валяется лишь искореженный, чёрный от сажи каркас машины.

Среди суматошно мечущихся туда-сюда людей, громко переговаривающихся, матерящихся и смеющихся, выделяется только одна почти неподвижная фигура высокого мужчины.

Он стоит на обочине и курит уже третью сигарету подряд, кривит губы в горько-злобной усмешке, не отводит взгляд от следов случившейся аварии и пытается забыть оглушительный, отчаянный, нечеловеческий крик, который слышал всего двадцать минут назад в телефонной трубке.

— Вот каким ты был, отец, — шепчет себе под нос, до боли стискивая в кулак пальцы свободной руки. — Никчёмным и трусливым, как заяц.

Комментарий к Эпилог. Начало координат.

Кто возненавидел Андрея Войцеховского также сильно, как ненавижу его я?)

Впереди у нас ещё один эпилог. А я создала группу в ВК для обсуждения своих работ. Там будет много интересного, присоединяйтесь! Ссылка в моём профиле.

Эпилог 2. Бесконечность

Одно уверенное, размашистое движение рукой — и на последнем листе из увесистой папки оставленных мне документов появляется витиеватая, длинная подпись нового полноправного хозяина крупнейшей корпорации ИнТех Лимитед. Под ярким светом настольной лампы, установленной в моём кабинете, чернила слегка отливают оранжевым, словно в них добавили той крови, которую пришлось пролить ради этого заветного места.

Крови сотен невинных людей. Крови тех, кто носил фамилию Войцеховский до меня.

Были времена, когда я грезил этим моментом. Представлял его снова и снова, пытался прочувствовать всю сладость полученной власти, торжество осуществившейся справедливости, размеренное спокойствие свершённой мести.

Но сейчас я не чувствую ничего. Ничего из тех эмоций, которые ожидал. Лишь усталость. Лёгкое раздражение. Досаду.

И стоит только снять очки, упереть пальцы в переносицу и прикрыть пересохшие от долгого напряжения глаза, как в ушах снова стоит отчаянный предсмертный крик. Резонирует в общем хаосе моих мыслей, противной кислинкой ощущается во рту, давит на грудь и горло.

Пытаюсь ослабить галстук, но его узел и так уже болтается где-то неприлично низко, поэтому просто стягиваю с себя и отбрасываю на край стола, чтобы не мешался. Берусь за воротничок рубашки, но и он давно расстегнут на несколько верхних пуговиц. Знал же, что ничего не поможет. Но попытаться стоило.