Ложные надежды

Под его пристальным взглядом я натягиваю на себя несколько слоёв тёплой одежды, не забывая изредка смотреть в ответ с непременным укором. Потому что я давно уже, — целых восемь месяцев, — не занимаюсь осознанным саморазрушением и не рискую своим здоровьем ни по одной разумной или не очень причине.

На улице всего-то пара градусов ниже нуля, зато снега в этом году столько, что сугробы достают уже до середины забора. Пёс выскакивает из двери первый, своей огромной тушей чуть не сшибает нас обоих с ног и принимается носиться по двору кругами, изредка зачерпывая снег носом, подбрасывая его вверх и при этом повизгивая от удовольствия.

С моим режимом сбережения энергии намного сложнее радоваться последним дням настоящей зимней сказки — синоптики утверждают, что весна будет как никогда пунктуальна и пригреет нас уже первого марта. Всё, что я могу позволить себе сейчас, это подойти к перилам на веранде и зачерпнуть полные ладони снега, рыхлого и будто похрустывающего под пальцами.

— Я никогда не играл в снежки, — доносится до меня задумчивый голос Кирилла, сметающего со скамейки редкие снежинки. — А ты?

— Я не помню. Может быть, когда была совсем маленькая.

Он терпеливо ждёт, пока я мну в ладонях снег, совершенно не желающий слепляться хоть в какое-то подобие шарика: рассыпается крошками, как кусок пенопласта, и выскальзывает из-под пальцев. Вроде бы, обычная мелочь, но этому нам тоже ещё предстоит научиться в будущем.

Нам придётся не вспомнить, а заново узнать, каково это — быть детьми, чтобы стать нормальными родителями.

Мне даже не хочется говорить «хорошими». Слишком это неопределённо, многогранно и… наверное, недостижимо.

— А когда ты была совсем маленькая, я уже учился в школе, — его короткий смешок заставляет и меня улыбнуться. Ему удаётся быть весёлым и лёгким, а вот мне — почти никогда. И это отличный повод держаться за него ещё крепче в надежде когда-нибудь перенять чудесную способность забывать обо всём дерьме и просто наслаждаться жизнью. — Ты вообще задумывалась над этим?

— Над тем, насколько ты старый? — уточняю ехидно, несмотря на то, что именно в этот момент он поддерживает меня, помогая аккуратно опуститься на скамейку. Прежняя я уже давно бы извелась от ощущения собственной ужасающей беспомощности, но сейчас мне искренне нравится распределение сил между нами.

Сила может становиться заботой. Слабость — нежностью.

— Не так уж я и стар.

— Я уже высматриваю у тебя седые волосы.

— А я-то наивно считал, что они тебе так сильно нравятся, — качает головой Кирилл, присаживается рядом со мной и обхватывает мои ладони, чуть влажные и покрасневшие после снега. Согревает их своим дыханием, а потом прячет под свою куртку, небрежно наброшенную прямо на рубашку, в которой он приехал с работы.

С ним горячо. Не только вот так, когда между моими пальцами и манящим чёрным крестиком у него под грудью лишь один слой тонкой ткани, ощущающейся совсем невесомой, прозрачной. И не только в постели, где развратные движения языка на моём теле испепеляют подобно огню.

Бывают люди, которые умеют согревать. Но Кирилл не такой. Он — открытый огонь, приближаясь к которому нужно быть готовой сразу сгореть дотла.

Всё или ничего.

Но именно меня, промёрзшую и заледеневшую, у него получается спасти. Растопить лёд, пусть и обжигая порой.

— Было не холодно, — замечаю спустя минуту, вздрагивая от лая счастливого пса, раскопавшего под снегом свою игрушку. Мои ладони тоже еле ощутимо дёргаются, и он сильнее прижимает их к себе, не желая отпускать.

— Просто так очень приятно, — признаётся он, чуть понижая голос. Может быть, неосознанно, рефлекторно, как и я всегда перехожу на шёпот, говоря о чём-то откровенно-сокровенном.

Одну руку он всё же перекладывает мне на живот. Делает это так острожно, бережно, сначала касаясь кончиками пальцев и только потом — медленно опуская уже всю ладонь. Сквозь свитер и куртку такого не почувствуешь, поэтому я особенно пристально наблюдаю за его действиями, сопоставляя картинку с воспоминаниями о своих ощущениях в подобные моменты.

— Ты уже придумал имена?

— Ты это всерьёз? — в его голосе скепсиса, что снега во дворе. Поэтому я как могу задираю голову, чтобы посмотреть ему в глаза и который раз за последние несколько месяцев продемонстрировать всю осознанность своего решения.

Я уверена: именно так будет правильно. Оглядываясь на десятки лет назад, можно увидеть, что у него всегда было ещё меньше возможностей выбора, чем у меня. И сейчас в моих силах подарить ему один, — нет, целых два шанса, — для осуществления собственных желаний.

— В твоей богатой фантазии мы однажды уже убедились, — протягиваю с сарказмом, но у Кирилла любые отсылки к созданной им когда-то Марьяне Зайцевой вызывают только широкую, ребяческую улыбку, перед которой у меня уже не получается устоять.

Целую его сама. Порывисто, быстро, не позволяя забыться и распробовать всю сладость губ с привкусом засахаренной клюквы.