Ложные надежды

Теперь вместо проваленного проекта по спасению Кирилла Войцеховского у неё подобранные с улицы собаки, слепые коты, галчонок с перебитым крылом и новый муж, который уже спасает её саму от желания помочь всем и сразу. А ещё годовалый ребёнок, постоянно лепечущий что-то в телефонную трубку во время каждого её звонка с попыткой уговорить меня лучше питаться, больше спать и съездить наконец куда-нибудь в отпуск.

Около моего дома мы оказываемся довольно быстро: самый центр, рядом сквер и набережная, куда я по привычке прихожу, чтобы посмотреть на реку и подумать. Элитная шестиэтажная постройка, лифт с подземной парковки сразу на нужный нам этаж, чтобы избежать любых столкновений с третьими лицами, — особенные меры сохранения конфиденциальности предусмотрены для всех жильцов и включены в баснословно высокую стоимость квартир.

Впрочем, Маша держится отстранённо, по сторонам не смотрит и проявляет к окружающей обстановке меньше интереса, чем если бы я притащил её в угроханную хрущёвку в Бирюлёво.

Я ожидал этого. Ожидал от неё даже показательного презрения к тому, что я теперь могу себе позволить, но всё равно злит. Чёрт, как же сильно злит этот до одури красивый взгляд, в котором столько пренебрежения ко мне.

Квартира у меня небольшая: всего две комнаты и просторная кухня-столовая, расположившиеся на целых ста пятидесяти квадратах. Панорамные окна с видом на канал в гостиной, минимум мебели и самая скромная отделка в натуральных тонах, почему-то обошедшаяся в нескромную сумму. И техника, самая современная и неприметная с первого взгляда, но превратившая каждую комнату в свой собственный мини-компьютер.

Передвигается внутри она немного нерешительно, ступает по полу аккуратно, на одних лишь носочках, будто боится напороться на разбросанные крошки битого стекла. Так и хочется бросить ей в хрупкую спину, что все острые осколки остались в прошлой квартире: осколки и треснувших под моими кулаками зеркал, и моей прежней жизни, напрочь лишённой смысла.

В несколько шагов я нагоняю её в коридоре, слегка касаюсь пальцами лопатки и она вздрагивает от этого спонтанного, необъяснимого порыва, оборачивается резко и смотрит с вызовом, так, что можно ещё усомниться, кто на самом деле у кого в гостях. Передёргивает плечами, хмурится и продолжает идти вглубь квартиры уверенно и быстро, по наитию двигаясь в правильном направлении.

А я остаюсь на месте, чтобы выдохнуть из себя воздух, пропитавшийся запахом огня и моей крови. Чтобы напомнить себе, для чего мы здесь на самом деле. Чтобы сжать кулаки и натянуть на лицо любимую маску хладнокровия, от которой её так коробит.

Хочешь видеть мои эмоции — покажи мне свои, Маша. Баш на баш.

— Здесь всё необходимое, — киваю на кухонный стол, где уже стоит её ноутбук, лежат ровной стопкой распечатанные листы, а рядом — неоново-зелёный маркер и обычная ручка для пометок.

Её укоризненный взгляд словно отвечает мне: «Я и сама это вижу», и мне хочется тут же подскочить к ней и с размаху влепить по обтянутой классическими чёрными брюками заднице. Так, чтобы звонкий шлепок эхом прокатился по квартире. Так, чтобы кожу пекло и жгло под соблазнительно-алым отпечатком. Так, чтобы она тряслась от ярости и шептала хрипло, какой же я мудак.

Скажи мне это, Маша. Скажи открыто, как ненавидишь меня. Спроси меня, чего же я хочу на самом деле. Взорвись, обвини меня в том, что случилось так давно, но не забыто ни одним из нас — я же вижу. Потребуй объяснений, раскаяния, ответов. Сделай хоть что-нибудь, чтобы дать мне повод вытряхнуть перед тобой правду.

Провоцировать её — особенный вид удовольствия. Поддевать раз за разом, выводить из себя, замечать сжатые до побеления костяшек пальцы, сузившиеся от гнева глаза или нервные подёргивания плечами. Видеть, как пальцы по инерции обхватывают пуговичку на воротнике или манжетах блузки и крутят её с остервенением, поддевают и царапают ноготками. После каждой необдуманной, брошенной ею со злости или обиды фразы по моему телу разливается приятным теплом наслаждение. После каждого момента, когда она впадает в ступор, чуть приоткрывает губы и задыхается, не в состоянии придумать достаточно едкий ответ на мою обезоруживающую наглость, я испытываю маленький оргазм. Лучше, чем от дрочки.

Потому что в остальное время она смотрит на меня, как на говно. Я вырос, поумнел, стал действительно хорошим специалистом и толковым управленцем, приобрёл связи и заработал свои собственные деньги. Из зашуганного хилого паренька я превратился в самоуверенного, — хотя бы внешне, — мужчину. Я больше не сплю на раскладушке в её квартире и не ем приготовленные её бабушкой котлеты, я могу вообще купить весь тот сраный дом вместе с жильцами, могу заставить людей уважать меня или бояться.

И всё равно остаюсь для неё лишь не заслуживающим внимания ничтожеством.

Порой мне кажется, что проще пустить себе кислоту по венам и орать в предсмертной агонии, чем продолжать и дальше бороться. Пытаться доказать что-то себе. Пытаться доказать что-то ей.