Ложный король

– Дорогой, посмотри на меня. Похоже, что меня волнуют правила этикета? Но если королю противны мои доспехи, могу пойти на коронацию голышом.

– Ваше высочество, пожалуйста! – Данке всё же удалось вырваться из крепких рук, впрочем, не без подозрения, что ей позволили это сделать. Она отбежала к двери.

– Как же это мило, – рассмеялось Дитя, откинувшись на карло и продолжая жеманничать. – Невинная дева прячется за спиной старика от коварного злодея. Или злодейки? Ты же тоже не знаешь, кто я, верно? Вы оба такие смешные. Смешные и слепые. Корвен, милый, принеси мне в покои то платье моей покойной кузины с бурым подъюбником и длинными рукавами с разрезами. Оно понадобится мне после пира.

Площадь у кирхи все больше напоминала балаган. Люди быстро сбились плотными кучами и кучками и начали отмечать коронацию пивом и песнями разной степени бранности, которые становились от пинте к пинте всё громче и пошлее, воспевая прелести скромных королев, развратных принцессок и простых кабацких девок, берущих за их демонстрацию гнутый креф и половину медного грошика.

Местные перекупщики возмущались взлетевшей в цене солью, два подмастерья Дагмара выторговывали у хранителя южных приисков скидку на покупку сапфиров для ожерелья королевы Иммеле. Хозяева конкурирующих между собой мелких таверен громко ссорились из-за того, что подозревали другу друга в порче партии пива, которая воняла мочой, и ругались они так буйно, что совсем скоро разнимать их пришлось уже Ловчим. Окрестные придурки, распустив перья перед дочками мелких лавочников, лезли в драку, Миртовые птички бойко предлагали всем желающим свои услуги, а городские девки откровенно тёрлись вокруг Сеара и Ингемара, которые стойко терпели их посягательства на свой дозор. Любопытные бабы кормили младенцев грудью прямо за спинами огораживающих площадь Огненосцев, кто-то жрал, люди галдели, пахло потом, немытыми телами, капустой и какой-то кислятиной. Вперемешку с толпой повсюду стояли безликие стражи, которых в народе после недавнего инцидента здесь же, на площади, теперь звали Упыри, Молчащие или просто Эти. Тихие, недвижимые под натиском бурлящей, как в котле, толпы, чуткие.

Чуть в стороне две пышногрудые труженицы Миртового дома под зорким надзором «нянюшки», как они называли своего здоровенного надзирателя, зажали мгновенно покрывшегося лихорадочным потом и пунцовыми пятнами Акке, мурлыкая церковному служке на ухо, какая жалость, что такой красавчик никогда не узнает тепла женского тела. А когда одна из них шутки ради положила его руку себе на грудь, то он и вовсе сорвался, вырвался из их цепких лапок и под заливистый смех, униженный, растолкал толпу и исчез в неизвестном направлении.

В красавице кирхе, согнувшись до пола, отец Ноэ и Альфред протягивали от входа к алтарю длинную ковровую дорожку одобренного Петрой Абертон холодного малинового оттенка, которую в последний момент успели привезти с ткацкого рынка близ Алого утёса. Служки рангом пониже смахивали невидимые пылинки с аналоя и поправляли расставленные в напольных вазах кустистые букеты из лилий.

– Едут! – неожиданно громко возвестил просунувший голову в двери Акке и опрометью бросился к дальнему нефу, где на подушке ждала своего часа корона. Прелат, весь разнаряженный в лучшую шёлковую сутану с золотой вышивкой и с тиарой на лысоватой голове, занял своё место у аналоя и раскрыл «Четырёхлистник» на послании святого Диамы 22:05–17, которое велел прочитать над самодержцем сам кардинал.

Толпа зашумела, загремели погремушки, загудели торжественные горнизы. Какой-то забулдыга, по всей видимости, не чувствуя берегов, попытался переорать музыкантов и загорланил песнь о пышных бёдрах леди Идэ и пухлых губках принцессы Рене, и орал так громко и противно, что заткнуть его удалось только Ингемару и его кулаку, направленному певцу точно в челюсть.

Королевскую процессию верхом на Велиборке возглавляло Дитя – как и ожидалось, полностью проигнорировавшее просьбу родителей привести себя в цивилизованный вид, но всё же удосужившееся протереть доспехи Ночной Гарпии тряпкой. Будто безумно гордившееся своим бунтом против власти, оно высокомерно взирало на столпившийся у своих ног сброд, ступая поступью победителя по только что захваченному городу. Перед всадником сидел Дункан и, добросовестно выполняя просьбу матери, махал подданным ручкой.

Молоденькие девушки, выстроившиеся вдоль дороги с венками в руках, которые по старой традиции было принято бросать для привлечения женихов в проезжающих мимо принцев, вдруг замерли в нерешительности, глядя в измазанное краской девичье лицо их высочества.

– Что? Ловля хахалей нынче отменяется? – усмехнулся кто-то в толпе.

Приметя их растерянность, Дитя жестом приказало всей процессии остановиться, притормозило Велиборку, нагнулось и выхватило из рук одной из охотниц за счастьем венок.

– Хм, красивый, – ласково улыбнулось их высочество и надело венок из золотистой арники себе на голову. – Благодарю.