Ложный король

Длинные пальцы ведьмы согнулись в знаке «Ормак».

– Прочь.

Раздался протяжный громкий свист. Молчащие вдруг остановились, затряслись и один за другим начали падать к ногам эллари, вывернутые в неестественных позах, будто невидимая сила скручивала их вдоль тела, как прачки скручивают, выжимая, бельё. Заскрипел металл железных панцирей, захрустели сломанные кости. Схвативший ведьму за руку солдат опустился на колено, будто ему перерезали сухожилия. Его голова с треском переломанных позвонков откинулась назад, затылок стукнулся о спину. Он упал.

Теабран молча наблюдал, как Геза приближалась к нему.

– Схватить! – послышался лающий голос Сеара, но король остановил Ловчих жестом.

Она подошла. Высокая, тонкая и сияющая. Ветер трепал светящиеся изнутри таинственной белизной длинные волосы. От серебряных глаз веяло властью куда более явственной, чем власть короля, и потусторонним холодом, пробирающим до костей.

– Ты не король, – она говорила, но губы её не шевелились. – Ты выиграл бой у тысячи солдат, но войну проиграешь одному. Не тешь себя мыслью, что завоевал корону. Ты надел её, но она тебе неподвластна. Настанет день, и в тронном зале расстелют алое полотно, но в момент, когда ты ступишь на него как победитель, ты поймешь, что всё потерял.

Теабран схватил ртом воздух, чувствуя, как панический ужас сжимает его горло ледяной лапой с железными когтями.

– Врёшь, – прошипел он, пытаясь унять рвущийся наружу сквозь кожу приступ настоящей паники. – Я знаю тебя, ведьма. Знаю твои пророчества, обещанные Осе: огненный опал, который Осе вынул из мешка для гаданий, человек, которого пошлют сюда боги, и который поведёт народ на борьбу со мной… Только враньё твои гадания, ведьма. Я встал на пути твоего пророчества. Вечеры больше нет.

– Вечера? – удивилась эллари и медленно повертела головой. – Моё пророчество было не о ней, Ложный король. Ты не встал на пути моего предсказания, ты помог ему свершиться.

И тут он почувствовал резкую режущую боль, будто его голову от затылка по вискам ко лбу сжали металлической проволокой гирифорской гарроты.

– Иммеле, – тихо позвал он, объятый ужасом, чувствуя, как корона сжимается и, разрезая тонкую кожу, сдавливает кости его черепа. – Иммеле!..

Он тронул лицо и увидел кровь. Толпа ахнула.

– Нет! – король повёл рукой в сторону в поисках опоры.

– Отец?! – Дитя подхватило Теабрана, не дав ему упасть.

Теабран вцепился в зубцы короны в попытке её сорвать. Не получалось.

– Алмекий! Отец, не теряй сознание! Отец!

– Теабран?! – подбежала белая, как алебастр, Иммеле и опустилась рядом с истекающим кровью мужем на каменную плитку. – О боже!

– Отец?

– Снимите её, – прошептали быстро белеющие губы. – Больно…

Суета, топот, хаянье толпы.

– Корона кровоточит!

– Смотрите, у него всё лицо в крови!

– Король без сознания! Принесите нюхательной соли! Скорее!

На секунду глаза Дитя и Гезы встретились.

– Несчастное дитя, – с сожалением произнесла ведьма прежде, чем Сеар успел оттолкнуть её и заключить в железные колодки. – Мне жаль, что они сделали это с вами.

Глава 20 Сторонники

Эрнан медленно поднял тяжёлые веки и повернул голову на подушке. В окно сквозь щель между занавесками в спальню подглядывало яркое солнце. Ветер разносил по комнате запахи моря и апельсиновой цедры, которые перемешивались с ароматами цветочного мыла и свежего белья. Ему больше не было душно, к телу не липла мокрая от пота рубашка, его не тошнило и не бил озноб. Но, самое главное, не было боли, которая совсем недавно заставляла его думать о самоубийстве. Разбить голову о задник кровати, откусить себе язык или разорвать зубами вены на запястьях и истечь кровью, добраться до окна и прыгнуть на острые прутья ограды цветочной клумбы, просто перестать дышать – лёжа в бреду, он сутками перебирал в уме сотни способов прекратить свои мучения. Теперь эти мысли больше не осаждали его воспалённый отравой мозг. Одуряющей боли больше не было. Только чуть саднили швы и кололо там, где колоть уже не могло.

Рядом, на второй половине кровати, завернувшись в летний халат, совсем не предназначенный для сна, спала Четта – или притворялась, что спала. Она часто так делала, желая, чтобы муж разбудил её поцелуем. Иногда он поддерживал её игру и будил, как она того желала, а иногда нет – вставал и уходил по своим делам, оставляя её в глупом ожидании того, что вот-вот вернётся.

– Любимый, я тебя ждала, ждала, что ты меня разбудишь, – потом, по обыкновению, сетовала она, потягиваясь, когда, так и не дождавшись утренних нежностей, спускалась к завтраку. – А ты ушёл.

– Ох, ты так сладко спала, – врал он, расплываясь в отработанной до совершенства елейной улыбке влюблённого по уши. – Не хотел тебя беспокоить. Я действительно думал, что ты спишь.

И она верила и в то, что её милый обман удался, и в то, что её обожаемый муж её любит.