Ложный король

– Он мёртв, – озвучил невысказанную догадку Влахос, тяжело дыша, будто только что пробежал целую лигу, и отпустил плечи Осе. – Захлебнулся рвотой.

Дитя устало село на пол поверх смятой юбки королевы.

– Твою мать, – прошептало оно и пригладило всклокоченные грязные волосы. – Отлично! Просто прекрасно! И что теперь?

Влахос молча смотрел на лежащие перед ними тела.

– И чего ты молчишь? – допытывалось Дитя, будто Влахосу были известны все ответы. – Не у меня жена находится в плену в обмен на живого короля и королеву!..

– Ройс? – обратился к Дитя Бродяга.

– Что?

– Заткнись.

Глава 32 Возвращение королей

Тела доставили в Паденброг в одеялах из спальни Суаве, переброшенными через спины коней, глубокой ночью, что сыграло Дитя на руку – тьма скрыла жертв их с Влахосом сокрушительного провала от глаз нежелательных свидетелей. По крайней мере, а в этом совершенно точно были уверены они оба – никто не должен был видеть покойников именно сейчас.

Халис не сопровождала убитых. Она вообще куда-то пропала. Ингемар, которому Влахос в сердцах приказал утопить девчонку, сказал, что, когда он вывел её из Грота и потащил к ручью выполнять приказ, она огрела его по голове какой-то палкой и скрылась. Так ли это было на самом деле или нет, никто допытываться не стал, ведь проблема перед Дитя и Бродягой сейчас стояла посерьёзнее поисков сбежавшей эллари, а именно объяснить Теабрану, почему он должен был встретить брата и его жену живыми, репетировал их встречу и свои будущие встречи с графами Севера, имея пленных, – а в итоге ему привезли двух покойников.

Объяснению он был не рад. Тела лежали на столе посередине комнаты Советов, полностью укрытые развёрнутыми покрывалами. Петра и Улисса, не скрывая злорадства, сначала внимательно исследовали покойников, будто заподозрив, что конкуренты в борьбе за корону ещё живы. Но после того, как обе окончательно убедились, что шея Суаве сломана пополам вследствие удара, а Осе не находится в глубоком обмороке, а совсем-совсем не дышит, что поочерёдно засвидетельствовали Гарай и Алмекий, отправились в свои покои праздновать победу.

Теабран составить им компанию отказался.

– У меня голова болит, – соврал он, впрочем, весьма убедительно, и удостоверившись, что ни мать, ни бабка не остались подслушивать у дверей, сел в ногах у покойников.

– Вот и всё, – прошептал он, глядя на тела, как в пустоту, но радости от своей окончательной победы так и не почувствовал. Корона, ждущая его в покоях, теперь казалась ему ещё более ворованной, чем раньше.

Он медленно встал, словно крадучись, подошёл к телу Осе и откинул покрывало.

Да, всё-таки они оказались очень похожи. Даже больше, чем были похожи Осе и Эдгар, и от этого Теабрану стало ещё более гадко. Те же скулы Роксбургов, лоб, разрез глаз, линия роста волос, даже бородка у братьев росла одинаково, минуя щеки, а сразу из усов переходила на подбородок. Суаве же, как заметил король, художник безобразно польстил, изобразив её на портрете куда красивее, чем она оказалась в жизни – точнее в смерти. Её он счёл даже в чём-то страшненькой и неприятной. Но это было дело вкуса.

Пусть обе смерти объективно и были случайными, Теабран не мог отделаться от ощущения, что он опять искупался в крови. Пусть и гнал эти мысли, убеждая себя, что никто не мог предугадать, что женщина оступится, а короля добьёт его многолетняя болезнь, но гложущее изнутри плотоядным червём чувство вины никуда не уходило.

Теабран вытащил из кармана шёлковый платок, смочил его водой из кувшина и, пока не видели его ядовитые надзирательницы, принялся стирать мерзкие следы крови и рвоты с теперь спокойных синюшных лиц, а закончив уже перед самым рассветом, с чувством отчасти искупленной вины отправился спать.

Утром, всего через несколько часов, его разбудил шум голосов, как при восстании. Теабран, ещё более уставший и разбитый, чем накануне, вскочил с кровати и подбежал к окну, которое выходило в сторону города. На площади, откуда люди, по обычаю, взирали на королей на балконе тронного зала, стояла огромная толпа. Впрочем, слово «стояла» было в корне неверным в данном случае. Она делала что угодно, кроме как спокойно стоять. Она бурлила, гудела, кричала, грозила руками, перемещалась, как кипящая тёмная масса, и это сумбурное движение, к испугу короля, мало походило на ликование.

Теабран приоткрыл окно. В его покои с базарным нахрапом ворвались разношерстные вопли сотен лужёных глоток, среди которых эхом до его уха донеслись утопающие в клокоте призывы: «Снимите! Уберите! Долой!»

Король ничего не понял и закрыл окно. Сердце застучало о рёбра от очень нехорошего предчувствия, будто он проспал переворот.

В коридоре в тронный зал он чуть не сшиб с ног Дитя.

– А я как раз к тебе, отец. Пойдём.

– Ройс, что происходит? – Теабран на ходу застёгивал на себе камзол.

– Не сюда, вниз, – ответило их высочество, направив отца в сторону от зала, по лестнице, ведущей на ярус ниже.

– Да что случилось? Почему они вопят?

Мимо прошли Петра и Улисса.