Ложный король

Мама не стала перечить, когда сын объявил ей своё решение покинуть город, только села у окна и тихо заплакала, а Инто глядел на неё, опустив плечи, и утешал её обещаниями, что вернётся, обязательно вернётся, но только позже. Он сам не знал, врал ли он ей или нет.

Пятеро суток в пути, но город казался ему всё ещё слишком близко. Иногда его уши даже улавливали, как ветер доносит до него эхо его голосов, так ему казалось, и он поправлял на спине сумку и ускорял шаг.

Перед тем как уйти, Инто зашёл попрощаться с Корвеном. Он не ожидал особого обращения, лишь учтивого «Доброго пути», свойственного сдержанному, как настоящий граф, камергеру, но старик обнял его с такой силой, что мог сломать рёбра, а потом без разрешения вывернул его пожитки на стол и, не найдя там никаких особенных припасов, отругал его за легкомысленное отношение к делу, а затем навёл шуму на кухне, чтобы мальчишке собрали хороших (он подчеркнул: хороших) запасов и набил его сумку до краёв хлебом, булками, вяленым и невяленым мясом, яблоками и повидлом. Отыскал в каморке маленький вертел и котелок, раздобыл огниво, верёвку, нитки с иголкой и столовый ножик с салфетками. Взял у Гарая бутылочку с обеззараживающими каплями и повязки, смесь от ожогов и древесный уголь на случай, если Инто съест что-то не то и почувствует признаки отравления. От вина и дополнительного бурдюка Инто опрометчиво отказался.

– Там, куда я иду, должен быть ручей, – он жестом попросил Герту не засовывать ему в сумку второй бурдюк. – Я наберу там.

– Так должен быть или будет, молодой человек? – спросил камергер.

Теперь Инто очень жалел о своей самоуверенности и доверчивости картописцам. И вино сейчас ему очень тоже бы пригодилось. Если не глотнуть, чтобы согреться, так развести костёр. С ним-то дерево намного быстрее бы разгоралось, а так чиркай огнивом, закрывай от ветра.

Ночью случился дождь, и это Инто расценил как хороший знак, потому как после бури уже на заре он смог набрать с листвы и ямочек в камнях воды по самую крышку. Помог ему пополнить запасы и кое-где выпавший на его пути снег, собираемый им в котелок, в котором он варил жидкий суп из листвы во время привалов.

Чем дальше он шёл, тем становилось прохладнее, и он сильнее кутался в куртку и даже надел штаны поверх тех, что уже носил, потому как окружение его и небольшое знание особенностей географии обещали ему, что дальше станет только холоднее.

Инто перестал считать дни примерно дней через десять, как Рога Саттелит скрылись из виду. Романтика путешествий очень быстро потеряла для него свою привлекательность, стоило ему только начать мучаться от жажды, голода и мозолей, а потом и вовсе стала мутировать в панику, когда он понял, что если ему на пути не встретится хотя бы какая-то дичь и он не начнёт охотиться, запасов провизии ему хватит ещё дня на два, а это значило, что чтобы дойти до того холма, что он приметил себе в качестве ориентира, ему придётся варить альмионовую кору и жрать шишки и жуков, чтобы не помереть под ближайшей пихтой. Хрустальный образ его мечты о жизни странника разбился так же, как до этого разбилась его мечта стать кирасиром, и он снова был вынужден вытаскивать из кожи её острые осколки.

Ещё одним его врагом, кроме постоянного чувства жажды, голода и усталости от постоянной ходьбы, частых приступов бессонницы и неточных ориентиров, которые будто начали водить его по кругу, стал набирающий силу мороз. Дома зимой он в любой момент мог вернуться под крышу бычьего загона или конюшни, чтобы согреться, а тут только и оставалась роскошь разводить костры, рискуя сжечь свой плащ искрами, а древесина лиственницы оказалась в этом отношении очень щедра. Убивал ужасно сухой воздух, изменяющийся в зависимости от высоты, на которую он поднимался, или глубины, на которую он опускался, давление, осадки и пронизывающий насквозь ветер. Порой его одолевало отчаяние и закрадывалась мысль развернуться и пойти домой, но вместо этого он забивался в какую-нибудь пещерку или вжимался спиной в дерево и плакал, желая призвать к себе высшие силы в виде какого-нибудь голодного волка, чтобы прекратить свои мучения и чтобы не жалко было сдохнуть от голода, а в битве, как когда-то воображал только при участии Гнева.