Ложный король

– Это верно, забываюсь. Мама тоже говорит, что мне ко всем, кто выше меня по статусу, нужно обращаться только на «вы», а поскольку я ребёнок незаконнорождённый, то это все подряд. Вот прабабка моя больше всех этому рада и для острастки постоянно бьёт меня по губам, если кому тыкну. Видишь ли, на Холодных островах людям чужды такие формальности, но как только наши экипажи, размешав всю грязь Северного Приграничья, остановились в захолустье у Торхила после жуткой трясучки по каменному бездорожью, она первая начала ставить условия. Родина, фамильные земли, дед наш король – достала всех до рвоты. К матери начала приставать с нравоучениями, когда она к ней на «ты» опрометчиво по старой памяти обратилась, – забылась, так отец старуху еле заткнул. Дорвалась бабка, что сказать? Самой уже сто лет в обед, того и гляди развалится по косточкам, если споткнётся, а всё туда же – самоутверждаться. Только павлиньего хвоста ей между дряблых булок не хватает. И мы с Дунканом каждый день теперь выслушиваем про наше ужасное северное воспитание, упадок нравов и грязную кровь Блэйков. Последнее, конечно же, касается меня. Так вот, – чумазая мордочка со вздёрнутым, как у кошки, носиком повернулась к Ясне, – ты знала, кузина, что слово «влахос» на языке Гирифора означает «мой король», «мой правитель», «государь» и иже с ним? Смешно до икоты, все живущие в Паденброге думали, что зовут Бродягу по имени, а звали королём. Одна беда, когда-то по собственной глупости прощёлкал он всё своё королевство вместе с придворными и стал Королём-Бродягой. Королём бродяг. Но мне всё равно нужно приседать перед ним в реверансах до пола.

– За языком следи, высочество, – ощерился государь Гирифора, будто его погладили против шерсти.

– А вот мне он хамить может. И где в этом мире, спрашивается, справедливость? А то что, Влахос? – как ни в чём не бывало отозвалось Дитя и сильнее сжало руку принцессы. – Придушишь меня, как кузину? А что скажет твоя Меланта? Её ты тоже душил? Или это она тебя этому научила? Это, кстати, его жена, – довело до сведения Ясны чумазое создание, – пять лет в плену у моего отчима в Ровенне денно и нощно тоскует о супруге, который, между прочим, перерезал всех ваших лучников, чтобы закрыть ворота перед вашей армией, когда касарийцы перейдут в наступление. А всё в надежде снова увидеть жену.

Пальчик с аккуратным глубоким ноготком нежно потёр плечо Ясны. Пожалуй, слишком нежно, чтобы не вызвать никаких сомнений в искренности слов Дитя насчет того, что девушки не по её… его части. Где-то в душе принцессы неприятно шевельнул колючей головкой червячок сомнений. Она сильнее вжалась в спинку кровати, желая отодвинуться от непонятного златокудрого существа, пахнущего вином, жжёным дурманом и эфедрой. Ладошка, обёрнутая рукой их высочества, дрогнула и стала липкой. Дитя, как хищник, мгновенно почувствовало испуг девочки и успело ухватить за запястье брезгливо выскользнувшую из его пальцев руку. Дёрнуло на себя.

– Оп!

Через мгновение Дитя уже взгромоздилось на Ясну, придавив ту всей массой своего тела и боевой одежды к сбитой кровати.

– Попалась, – растянулись в улыбке перечёркнутые шрамом губы. Голубые глаза внимательно осмотрели лицо принцессы, каждую чёрточку от линии роста волос до тонкой шейки. Тёплое, сиплое дыхание неприятно заскользило по коже. Лохматая золотая головёнка улеглась рядом с её головой на подушку. Грязный лоб упёрся в шейку, оставив на коже принцессы жирное угольное пятно.

– И вовсе они не похожи, Влахос, – надуло губы Дитя. – У Данки и глаза умнее, и нос конопатый, а тут и полюбоваться нечем. Кожа фарфоровая, как у куклы, и глаза, как стекляшки. Мне на твоём месте тоже приглянулась бы вторая.

– Замолчи.

– Но кому-то нравятся и куклы. Дело вкуса, дело вкуса.

Рука Дитя как-то совсем по-хозяйски заиграла с завязкой у груди принцессы. Та безропотно терпела неприятные прикосновения, не дыша, не двигаясь, даже не пытаясь одёрнуть задравшееся одеяло, которое полностью обнажило её ногу по самое бедро.

– А чего ты дёргаешься? Говорю же, не съем я тебя. Думаешь, я вру?

В переливчатых глазах сверкнула злоба.

– Нет, – испуганно прошептала Ясна, пытаясь вдохнуть под навалившейся на неё тяжестью.

– Это приятно, – Дитя улыбнулось, но глаза его остались такими же злобными, будто оно готовилось выхватить из-за пояса Перо и вонзить его ей в шею. Вдруг выражение чумазого лица изменилось. Дитя невинно, как целуют дети, чмокнуло Ясну в губы и село, оставив трясущуюся от ужаса девочку в покое.

Не девчонка. Нет. Нет, не девчонка. Ничего женского ней… в нём… в этом человеке нет. Совсем нет. И голос. Голос ну точно мужской. Как у парня, юного парня, совсем молодого. «Это приятно» – голос был низким, грудным, бархатистым, совсем не скрипучим и надломленным… Или всё-таки нет?

Дитя снова заговорило, повернувшись к кузине спиной, будто наигралось и потеряло к ней всякий интерес.