— Увидавши дочь твою, нельзя не полюбить ее. Много видел я на свете дивных красавиц, но все они, как ночь перед днем, как звезды перед ясным месяцем, далеко не могут сравниться с ней. Почту себя самым счастливым человеком, если она согласится быть моею женою.
Князь Вахрамей не любил долго думать: он тут же пошел к дочери и объявил ей, что гость их, тот прекрасный юноша, который сидел за столом против нее, предлагает ей свою руку. Получив охотное согласие на это Анастасии, обрадованный отец на другой же день веселым пирком и свадебку сыграл, потому что у него было не пиво варить, не вино курить, а приданое давным-давно было готово. Были пиры не по три дня, а было веселье целых три недели. Весь народ, старый и малый, пил, ел и веселился нараспашку. Из пушек палили, в бубны и литавры били, на дудках играли, паяцы комедь представляли. Там вино рекой лилось, даже выпить и мне пришлось: пива, меда много пил, огурцами закусил.
И зажил Еруслан Лазаревич с молодою женою душа в душу; не налюбуются друг на друга, не наговорятся вдоволь. Вот однажды он и спрашивает у нее:
— Дорогая и милейшая моя супруга, Анастасия Вахрамеевна! Скажи мне всю правду-истину: есть ли на свете, в каком царстве или в каком государстве, витязь храбрее меня, а девица краше тебя?
Анастасия прекрасная отвечала ему:
— Нет на свете богатыря могучее и храбрее тебя, а насчет красоты я уж и не знаю: есть одна девица, которая княжит в Девичьем царстве, в Солнечном городе, зовут ее Пульхерией; говорят, она очень красива, но только она не столько берет красотой, сколько обольщает волшебной прелестью да чарами…
Еруслан Лазаревич удивился и задумался над словами жены. Он крепко любил Анастасию прекрасную, и никакая сила не могла бы вырвать и истребить этой любви из его сердца, а насчет красоты он даже и вообразить не мог такую девицу, которая была бы лучше его несравненной Анастасии; но он как-то против воли думал о том: «Неужели есть такая волшебная сила, которая могла бы прельстить пуще всякой настоящей красоты?» Подумал так-то Еруслан Лазаревич немного, да и забыл про этот разговор совершенно.
VI
Прошло несколько месяцев спокойной и счастливой супружеской жизни, и Еруслан Лазаревич вздумал съездить на родину, повидаться с отцом своим и рассказать ему, что он женился и как счастлив он в супружеской жизни. Однажды он сказал своей супруге:
— Дорогая подруга моей жизни! Я должен на малое время разлучиться с тобою, потому что хочу отправиться в княжество Картауса повидаться с отцом моим.
— Любезный супруг мой! — сказала со слезами Анастасия. — Ты оставляешь меня в то время, когда я чувствую под сердцем залог нашей любви и готовлюсь быть матерью. Уедешь ты далеко от меня и от нашего детища, а я все время буду плакать и тосковать по тебе.
— Не печалься, моя дорогая, — отвечал Еруслан Лазаревич, — долго я не пробуду там и скоро вернусь назад. Но все мы ходим под Богом, и я не знаю, что случится со мною в дороге; а есть у меня дорогой камень самоцветный, который взял я у чудовища озерного; возьми ты этот камень и береги его, потому что цены ему нет. Если родится у тебя сын, то ты подари ему этот камень; если дочь — то береги для нее в приданое.
После этого он, обняв супругу, горячо поцеловал ее и, сев на коня, полетел в путь-дороженьку, в княжество Картаусово. Дорога его лежала как раз мимо Девичьего царства, где в Солнечном городе княжила прелестная чаровница Пульхерия.
Ровно девять месяцев провел Еруслан Лазаревич в дороге и был уже недалеко от княжества Картаусова. Тихо и пустынно кругом; вдали блеснула речка под горой, за ней, направо, синеет темный бор. Дело уже к вечеру: последний луч зари догорал над дремучим лесом. Еруслан Лазаревич ехал и думал, где бы получше выбрать в лесу местечко для ночлега; но вдруг он выезжает на долину и видит прекрасный замок; по углам чернеют башни, и прелестная девица по стене идет высокой, как в море лебедь одинокий, вся зарей освещена. И чуть слышен томящий, страстный напев этой девушки, несущийся как звуки нежной арфы в глубокой тишине долины. Она пела: