Луч света в тёмном автобусе

Пару раз она переспросила, ещё раза три я уже сам давал по тормозам и, осторожно, чтобы её не задеть, начинал пояснять. Вскоре я понял, что надо говорить общеупотребительным языком, кратко, однозначно, совсем без выкрутасов и лишних эпитетов – то есть всё то, от чего меня с души воротит.

Не заметил, как выхлестал всё своё пиво и курю уже третью сигарету неблагоухающего «Георга» – забыв даже у неё спросить, не против ли она…

«Довлатов вон осознал, – подбадривал я себя, – что именно так и надо писать, и ничего – начал писать, и все сразу резко всё у него запонимали, закивали в восторге и одобрении».

Это и перевести легче, а можно и сразу на английском валять.

Мне на писательском семинаре один маститый и преклонного уже возраста писатель посоветовал: скройте вы, что кандидат наук, что аспирантуру окончили – поступите в Литинститут, там хоть комнату дадут в Москве в общаге… Совет хороший, но я… «Сколько у тебя было?» – как в том фильме. Десять в школе, восемь в универе – и всё по «берлагам» – поневоле «изволишь» карьеру курьера или на оптовой базе за гроши и понукания заказы собирать, чем «всю жизнь учиться до посинения».

Пытался слегка забрести хоть в самый освещённый витринный отдел дебрей интеллектуально-культурных… И тут я опять с разочарованием понял, как и по трём её письмам и нескольким постам в инете, что два года в Израиле сбили с неё весь культурный багаж, как колотушками или специальными трясущими машинами сбивают оливки с веток. У нас пятнадцати-шестнадцатилетняя Катя включала видак в глухую полночь и записывала с телеящика «Апокалипсис сегодня», «Солярис» или «Бойцовский клуб», переписывала «хотя бы самое основное» с нескончаемых кассет Летова, обсуждала взахлёб Korn и Massive Attack (а балдела от Muse и Portishead), таскалась с книжками обоих Мураками, Маркеса и даже Гессе, едва ли не с фонариком под одеялом корпела над моей антидобропорядочной распечаткой.

А там, за кордоном, сколько я смотрел – даже в комп-клубе я иногда краем глаза умудрялся заглянуть в её ФБ или Инст, увидеть полузагруженные фото! – благоденствуют они весьма масляно, в слое планктона такого над тёмной толщей прошедшей цивилизации. Непрестанно напоказ увеселяются и улыбаются все во весь рот – что твоя Катрин, только бессмысленно-черняво. Диву даёшься, глядя на эти лоснящиеся незадачливые физиофейсы: фишку никто не рубит, никто не всасывает никак! Не только культурные корни (коды) жизнь обрубает, вода уносит, но и культурные ветви и щупальца. Голопланктон! Единственное, что в её постинге имело отношение к так называемой культурно-интеллектуальной жизти, – штук пять репортов с галимых рок-концертов, фуршетное фото под ручку с неким Бегбедером (с другой стороны с ещё одной крутой и длинной девахой-моделью – забыл имя), да ссылка на нью-эйджевый портал.

Дальше, понятно, всё парти, парти, парти… С кучей радостной золотой и позолоченной молодёжи, одетой то дизайнерски, а то неприкрыто а-ля Строитель, «безудержные» (по нашему – унылые) дискотеки в стиле сто раз перебодяженного Studio 54… Эраст на эрасте, как у них полагается, присущие профессии излишества – этого я даже не уточнял. И наконец, совсем мутноватые, редкие числом, но выразительные до полного помутнения фоторепорты из баров с подписью по-французски: «Я напиваюсь со старым другом». Неизменный тридцатилетний счастливчик полуатлет-полуалопет (у нас бы назвали проще – русской транскрипцией «изделия №1», хотя теперь и тут такой типаж въезжает в моду) и рядом – радостно-пьяная, как бы в эпизоде, Катрин Пилипас.

Опять мне нежданно вспомнился наш с ней почитай единственный дискач… Историяуже, смешно подумать – ведь чуть не первая и единственная ин Тамбово рейв-парти…

13.