Впрочем, вру: были и до этого в Тамбове рейв-дэнсы, и, как полагается, в конце девяностых. Только Катька тогда ещё пешком под стол ходила. Рейв тогда был не «организованной танцевальной вечеринкой», как вдруг теперь написано в Википедии, а вполне определённым музыкальным стилем (постепенно – стилями); в общем, и rave party – это были не повальные танцульки в купальниках, а несколько таких концептуальных, полуподпольно-полуподвальных вечеринок для продвинутых. С парой мигалок, как на ментовской машине, – жёлтой, синей! По флаерам в нетопленом фойе не для всех этим вечером работающего ДК… Помню, мы завалилились туда с Репой, и когда уже пошло Prodigy… Да Prodigy, кстати, отлично «шло» даже у нас на обычной филфаковской дискотеке. Под конец, когда всем отличницам уже дважды прокрутили весь альбом «Иванушек», мы (а вместе с нами и специально приглашённые для отличниц курсанты) начинали сбивать местных диджеев, постепенно подводя к кульминации – двойному «Smack My Bitch Up» с немыслимыми, невиданными пассами, и в самом эндшпиле – «выходами» ногами на квадратные колонны в фойе – почти как в «Матрице». Отличницы к тому времени уже предусмотрительно рассасывались «учить уроки», а то бы немногие выдержали это зрелище. Даже перепившимся растелешившимся курсачам, с их канканом и камаринским, было до нас далече.
Однажды мы выделывали прямо перед одной настоящей рейвершей – такой рейв-барби: золотые косички, макияж, в чулках, на платформах, в жёлтой прорезиновой курточке… «Кто эта утька?» – допытывал я, увидев её ещё на парти в ДК. «Олька Веретено, или Отвёртка (фамилия Вертова), королева рейва», – пояснил всезнающий Репа, друг и однокурсник. Ну, и добавил ещё подробностей, например, про то, что «всегда на колёсах» и прочее. И действительно, неведомо как к нам попавшая королева, которую обступили вприсядку штук пять бесноватых матричных дервишей, всё так же однообразно дёргалась и кукольно улыбалась, а потом её, что-то показав (мол, есть), утащил за руку низкорослый парниша… Был ещё на филфаке Борька-рейвер – не по «Продиджи» там и брейкбитам, а настоящий тоже. Всегда крайне приличный, серьёзный, читал психологию, только мы, близкие всё же к рок-культуре, не могли понять этой его Raver’s nature, дневной приличной сдержанности. И, кстати, была и у него своя рейв-гёрл, тоже не в масть филфакам, но чуть постарше этой лолитки Вертовой. И точно не довела его тоже до хорошего: курсе на третьем он покончил с собой. Говаривала же и мне предупредительно Репа: «Ей и без тебя есть с кем связаться, наркота одна, и там такие…» А я выскакивал-заподскакивал прямо к её золотым туфлям!.. Впрочем, какой спрос с этой Репы, ведь и наврать может – начиная от имени и прозвища и про всё остальное. И сам он заподскакивал «как последняя мразота» – ещё на первой парти. Помимо прочего, помню, была там замечена училка наша по английскому – и вдруг мы оба выскочили перед ней! Молоденькая, и нас она отлично осознавала: немного времени понадобилось, чтоб понять, что наши отличницы, знающие, как пересказать полстраницы текста и получить за это «автоматом» (токмо на родном языке – на английском-то это как раз полезно), по сравнению с двумя раздолбаями ни be ни me. А мы наоборот ещё и профанились: троллили отличниц, придумывали примеры с не дюже обычной лексикой… И тут мы, не сговариваясь, перед ней, «нашей Наташенькой», вылетаем… У меня ещё были коллективистские деревенские настройки, когда на сельском дискаче хлопают бухого дружбана по плечу: «Ну чё, погнали?!.», и все вдвоём-втроём выходят-вваливаются в круг, иной раз от эмоций самогонного угара даже в его центр… а у Репы – наоборот настройки негативистко-индивидуалистические, городские: мол, плевать мне на общество, будут уламывать – хрен вам, а вот сам захочу – ни с того ни с сего как выскочу, пусть это и раз в год будет. Короче, со всей дури мы вдвоём выпростались – наверно, впервые уравновесив в этом поистине rave танце наши культурные векторы…
Я это всё к тому здесь рассказываю (как пытался что-то рассказать, глотая пиво, и Кате), что сам был вдруг поражён разницей менталитетов поколений. У нас тогда и мысли не было «замутить что-то с Наташенькой»: мы учились на третьем курсе, а она на третьем году аспирантуры, и это препятствие было непреодолимым, нам она казалась каким-то небожителем. Примерно то же самое и с Отвёрткой – если ей пятнадцать, то нам-то уж тогда по цельному двадцатнику стукнуло… А шестнадцатилетняя Катя, как вы помните, ничуть не была смущена.