Луч света в тёмном автобусе

Резкая, неожиданным «после всего» хуком, шуточка, но мне понравилось. Когда она смеётся, а не просто улыбается, нос её морщится по-детски. Вот она прежняя – едкая, насмешливая.

Не помню, ответил ли я, что «ну, теперь это подразумевается между строк», или не успел, или она всё равно не стала слушать, – не помню.

Санузел всё же обошла (хотя в начале встречи она и туда заглянула – просто взглянуть).

И читала она ведь тогда не книгу – распечатку, рукопись – какое благо, что не было в те времена теперешней возможностей мгновенно распространять картинки, тексты, треки, видео! Просто чувак что-то накатал. И накатал такое… что в лучшем случае родители бы её пришибли. А автора и подавно.

…Когда через месяц она опять явилась, повела меня на остров, и там, на грязном речном песке под дарящим местный «серый» загар тамбовским солнцем, закатав до колен серые джинсики, объявила, что уезжает. Как в советской комедии про Афоню (героиня там, кстати, тоже Катя) звучит на танцах сначала песня «Солнечный остров», а потом сразу «Напишу свои я мемуары…».

Скрестились два луча – на миг случайный, и сразу их развели по разные стороны мироздания. «Случайно», «неслучайно» – что за категории! Laura idealis – лишь отблеск вселенского света в твоей же душе.

15.

Всё, уходит. Я спешно кидаюсь подать курточку, понимая, что как только она её накинет и вжикнет зип – всё, обратного хода не будет! «Провожать не надо», – как пить дать произнесёт она, как будто проём двери за собой заклеив danger-лентой, и быстро бесшумно смоется, я услышу лишь задолбавшее это громыхание раздолбанного лифта.

Пустые фразы и улыбки, но – она уходит! Похмельный демон так и стучится, лезет, вламывается в сознание – проигрывается одна и та же ситуация. Сейчас она…

Как ни неестественно долго длится переминание это в предбаннике (то ли свитер всё же с шерстяной нитью, то ли она и вправду столь теплокровна, не то что мерзлячка Анютинка), осторожное с резкой подтяжкой в конце «зипп!» всё же звучит.

Ys or No – меня пронзает молния выбора. В мгновенье я отлично понимаю-представляю, что единственный опрометчивый шанс – прямо в этот миг – тут и сейчас! – рухнуть на колени и, хватая её ноги, как вдруг вцепляется в прохожего сбрендивший клошар на улице… Отшвырнёт – как я дядь Колю! – пусть! Не привыкать, я вышвырнут и так кругом – не этого боюсь. «Ну, Лёх, не надо этого, пожалуйста», – так вежливо молвит – хотя бы сильтепле! – стерпев малоприличные объятья с ляжками. Нежно «ручки», как прищепки, пальчиками сбросив. А я – не остановлюсь, конечно! И тут уж мне реально плюнут, долбанут айфоном или дадут коленкой зуботычину. А я… Но боюсь я даже не этого… не привычного насилия – на это я, конечно, не способен; не драки в коридоре – хотя и хочется…

«Помню» я, конечно, и могу вот даже вполне осознано его сформулировать – некое внутреннее правило… Не сказать, что постоянно бросаюсь вперёд в атаку, а тем паче на абордаж, но в таких случаях, одномоментно поколебавшись, я выбираю сделать, forward, а не буржуазный покой, за который сам после будешь корить себя как за лень, малодушие и трусость. Квартира, аспирантура – хоть что-то эфемерное, что вроде бы есть, чему уж сказано свинцово-тяжелейшее когда-то есь – на паутинке, на соломинке держится! Но: выбор очевиден – всегда!..

…Но не могу я пасть пред ней холопски и уронить всё это – обнаруженную, беззащитно обнажённую разницу нарративов, внутреннюю и внешнюю разницу потенциалов! Пусть пиво «Моршанское» – заштатное и копеечное (но натуральное, нормальное!), пусть «Прима-Супер» – вонючая и омерзительная креатура Моршанской табачной фабрики, отступать мне некуда. За ними, за нами – сам Моршанск!.. А это даже не Москва, никто особо отстаивать не будет.

«Провожать не надо», но я, конечно, уже успел накинуть куртку и даже впрыгнул в кроссовки. Бегу, опережаю, нажимаю лифт.

Паутина Вирд! – уже постфактум я вижу на полсекунды выпавший при наклоне в коридоре кулончик.

Время уже больше часу ночи, лифт не едет. Пешком предложит? Как-то всё же за Державу-дежавю обидно, ёшкин кэт!

Вот и лифт. Ещё один шанс? Ну, это уже пошлость. Не застрять бы в этом лифте – холодном и вонючем. Зато просторном… но мы как вежливые современные люди держимся – не шарахаемся по углам, будто боясь сорваться, – почти обнимаемся. Пещерный инстинкт стоять подальше от стен – где-то внутри мы это знаем. Опять же спиной к стене – лишь раззадоривать сомнительного визави – всё это Катя знает!

Может, она сама этого хотела (в коридоре), ждала и боялась, а теперь – благодарит, а может, и скорее всего – ей до вот этой тусклой мигающей лапочки русской. А может быть, она замёрзла, зла, хочет в туалет и – есть! Хотя по усмешке и свободной позе – ничего из этого!