Лучинушка

– Не могу. Давай действовать подручными средствами. Вот шарф, надеюсь он выдержит. Что ещё? Скатерть… Пойдёт… Нет, не пойдёт. Давай затащим его в кресло. Засранец, такой худой и такой тяжёлый. Ишь ты, искупался в моей ванне и расселся голышом, как у себя дома, да ещё и телевизор включил…

– Надечка, надо торопиться…

– Да – да… Вспомнила! У меня же есть скотч, в кино всех преступников связывают скотчем. Вот он. И упаковочная плёнка есть, тоже сгодится.

– Быстрее, Надечка, быстрее, мне кажется, он шевелится. Ты вяжи скотчем, а мне дай плёнку. Ты слева, я справа. Ноги надо привязать к ножкам кресла. Раздвигай их пошире. Тьфу, какая мерзость…

Очнувшись, повар не сразу понял, что накрепко привязан к креслу и начал дергаться, пытаясь освободиться. Надежда Семёновна стояла напротив, и, наблюдая за его тщетными попытками, потирала руки, что говорило о том, что в её голову пришла какая – то идея. Софья Николаевна пыталась набрать номер полиции, но никак не могла попасть дрожащими пальцами в нужные кнопки. Надежда Семёновна протянула руку за телефоном, и она покорно его отдала, подумав, что она хочет позвонить сама. Но та положила трубку на тумбочку, достала из ящика какой – то тяжелый, судя по стуку, предмет и сказала:

– Погоди звонить, Софочка, сначала мы его допросим.

– Как допросим? – удивилась Софья Николаевна.

– А как положено. – сказала Надежда Семёновна, поворачиваясь к пленнику и щёлкая огромными старинными портняжескими ножницами, – Эта сволочь убила нашу подругу, а мы будем с нею церемониться? Говори, это ты убил Марью Ивановну? Почему, что она тебе сделала?

В ответ повар презрительно сощурился и плюнул на пол.

– Ты посмотри, он ещё и плюётся… Да ты не понимаешь, куда попал… Ты знаешь, что с тобой будет, если ты не признаешься? Я тебя оскоплю… – пригрозила Надежда Семёновна, наклоняясь и щелкая ножницами возле его паха.

– Осторожно, дура… – проворчал он, пытаясь сдвинуть колени.

– А то что? Убьешь? Свернёшь шею, как Марье Ивановне? Ты ещё не понял, что теперь ты в наших руках. И вообще тебя уже нет. Ты сгорел и давно похоронен. Стоп… Тебя похоронили, а ты, оказывается, жив? А раз ты жив, значит вместо тебя сгорел кто – то другой… А кто?

– Откуда мне знать?

– Врёшь, ой врёшь. По глазам вижу, знаешь. Говори!!!

– А тебе это надо? Вы понимаете, дуры, куда вы лезете?

– Разберёмся после того, как ты нам расскажешь.

– Ага, жди. Лучше я промолчу, целее буду.

– Ты так думаешь? Напрасно. За Марью Ивановну мы можем тебя не только оскопить, а вообще порубить на куски и закопать в саду. И никто не будет тебя искать. Тебя же уже нет и ты никому не интересен, чудовище.

– Вы не сможете.

– Ещё как сможем. Ты знаешь, кто я? Я врач. В институте мы изрезали на лоскутки столько бомжей, что тебе и не снилось. Но там это делалось ради науки. А тебя я изрежу ради справедливости. Такие мрази не должны ходить по земле.

– Тварь, я всё равно до тебя доберусь, – повар начал дергаться изо всех сил, пытаясь освободиться.

– Можешь не стараться, ничего у тебя не получится. В твоих интересах быстрее отвечать на вопросы.

– Да пошла ты…

– Значит, говорить ты не хочешь. Ладно. Софочка, в ящике лежат медицинские перчатки. Дай мне и сама тоже надень. Сегодня ты будешь моим ассистентом.

– Ты что задумала? – прошептала Софья Николаевна, подавая перчатки.

– Сейчас мы будем делать ему обрезание, и ты мне будешь помогать.. – сказала Надежда Семёновна, натягивая перчатки на руки. – Надеюсь, ты крови не боишься?

– Боюсь. Ты говоришь это серьёзно?

– Ещё как.

– Но мы не можем так поступить, мы же люди.

– Можем, он это заслужил.

– Нет, Надечка, нет. Давай лучше вызовем полицию.

– Полицию мы вызовем только после того, как он признается, за что убил Марью Ивановну. Кстати, ты не забыла, что несколько минут назад он хотел убить и тебя?

– Развяжите меня, суки… – закричал пленник, – мне надо в туалет.

– Что, обосрался? Можешь дуть под себя, это кресло я всё равно выброшу.

– Я не могу…

– Ничего, сможешь. Софочка, давай начинать, пока он не обгадился. Бери пинцет и оттягивай его дурака за шкурку как можно сильней, не то я могу обрезать лишнее. Хотя, оно ему всё равно уже не пригодится. Оставлять в живых и отвечать за этот кусок дерьма я не намеренна. Жаль, ножницы тупые, в последний раз их точили ещё при моей бабушке. Ничего, как – нибудь отпилим.

– Надечка, ты действительно можешь убить человека?– не поверила Софья Николаевна.

– Человека не могу, а вот это животное, которое покушалось на твою жизнь, запросто. Давай уже начинать. Бери пинцет.

– Я не могу…– всхлипнула Софья Николаевна.

– А я говорю, можешь. Бери пинцет и не реви. Ну что ты копаешься, никогда не видела голого мужика?… О господи… Давай сюда пинцет, я сама его захвачу, а ты подержишь. Можешь потом закрыть глаза, только держи.

Надежда Семёновна наклонилась и стала водить пинцетом внизу живота своей жертвы.

– Отойди, ненормальная… – завопил повар.

– Не ори, ты мне мешаешь. Оброс, как обезьяна… Слушай, почему – то я ничего не нахожу. Куда он у тебя делся? Может ты вообще не мужик? Ага, вот оно. Ишь как он его втянул…