– Ладно, давайте продолжим о Марье Ивановне.
– Давайте. Сара Вульфовна чувствовала себя очень плохо, и мы с Марьей Ивановной поехали к ним, чтобы ей помочь. Марья Ивановна собиралась попарить её в травах. Она в них неплохо разбирается. То есть разбиралась, – поправилась Софья Николаевна, и, всхлипнув, продолжила, – эти травы нужно было сначала заварить, поэтому она пошла на кухню и вернулась оттуда сама не своя. Она увидела повара, работавшего у Адама Викентьевича, и пыталась рассказать о нём что – то такое, что её очень насторожило, я бы даже сказала, испугало. А я её не выслушала, потому что в это время Стешу допрашивал следователь по поводу аварии, помните, которая произошла у казачьего камня?
– Помню…
– Ну вот. Я так волновалась за Стешу, что не обратила на Марью Ивановну никакого внимания. Если бы я её выслушала… Потом она снова пошла на кухню и больше её уже никто не видел. Наверное, повар догадался, что она знает о нём какую – то тайну, и за это убил.
– Как он мог убить её в доме, в котором было полно людей? – не согласился Степан.– Хотя, свернуть шею слабой женщине дело одной секунды, но ведь на кухню в любую минуту мог кто – то зайти.
– У неё была свёрнута шея? – спросила Софья Николаевна, хватаясь рукой за грудь.
– Да. Софья Николаевна, вам нехорошо? Простите меня за то, что я подвергаю вас таким испытаниям. Может, вам вызвать скорую?
– Нет – нет, давайте продолжим о Марье Ивановне.
– Хорошо. А что говорил по поводу её исчезновения сам повар?
– Ничего не говорил, а потом и сам исчез, в тот же день.
– Хорошо. Итак, допустим, он её убил. Куда он мог спрятать тело, в шкаф?
– Конечно, нет. Мы обыскали весь дом, и не раз, и только потом узнали совершенно случайно, что под ним находится огромный подвал, в котором никто, кроме повара, не бывал. В нём есть два хода, один прямо из кухни, второй со двора.
– Ход из кухни? И вы не заметили, что на кухне присутствует лишняя дверь
– Не заметили. Она сделана как вторая половинка дверцы шкафа, которую мы открыли случайно, даже не надеясь кого – то там найти. Он мог держать её в подвале, а потом вынести и бросить в озеро.
– А хозяева? Они – то знали об этом подвале или нет?
– Конечно, знали. Но оба уже забыли, когда были в нем в последний раз. Но Марьи Ивановны не оказалось и там, и мы все продолжали надеяться на то, что она жива и ушла сама по каким – то срочным делам. – Софья Николаевна помолчала, с ужасом глядя на Степана, потом воскликнула, – Господи, я боюсь чтобы он не сделал то же самое со Стешей.
– Не бойтесь, ничего ни с кем он уже не сделает. Ваш повар сгорел при пожаре на лесопилке.
– Сгорел? Вы уверенны?
– Стопроцентной уверенности нет, но кто – то из деревенских подтвердил, что в последнее время на лесопилке жил мужчина, похожий на вашего повара. Его личность, установленная по словесному портрету, настолько приметна, что ошибиться невозможно. Кроме него сгореть там было некому.
– Вот! – воскликнула Софья Николаевна, поднимая вверх указующий перст, – это ещё раз подтверждает, что Марью Ивановну убил он. Иначе зачем бы ему уходить из тёплого, сытного места и жить на какой – то лесопилке, тем более, впереди зима.
– Ну, если это и так, то он за это уже наказан. Софья Николаевна, мне пора идти. Запирайтесь получше и ничего не бойтесь. Утречком я к вам обязательно забегу.
Глава26
Проводив участкового, Софья Николаевна заперла дверь, задвинула шторы на окнах и включила телевизор. Несмотря на то, что предыдущая ночь прошла почти без сна, спать совсем не хотелось. По стёклам снова застучал дождь и послышался протяжный, тоскливый вой. Это Сержант оплакивал свою хозяйку. Наверное, его маленькое, преданное сердце чувствовало с самого начала, что её нет в живых, поэтому он и был таким грустным. Софья Николаевна заплакала, думая о нелепой смерти Марьи Ивановны, но, почувствовав, как в груди начало жечь и покалывать, решила взять себя в руки. Выпив валерьянки, она подумала о том, что у Марьи Ивановны наверняка найдутся какие – то наследники. Если Сержант не будет им нужен, она попросит отдать собачку ей. Словно услышав её мысли, в комнату явился Гоген, и, неторопливо, по – хозяйски пройдясь по ковру, уселся посередине.
– Ну ты, Гоген, конечно, номер первый,– сказала Софья Николаевна, – но Сержанта я возьму всё равно, как бы ты не возражал. Уж он то не позволит, чтобы кто – то шарился по моему дому и поедал мои щи, а вот ты даже не муркнул, только и знаешь важничать, а больше ничего.
Гоген оглянулся на голос, и, словно подчёркивая нелепость её слов, звучно чихнул.
– Хочешь сказать, что охранять хозяйские щи не кошачье дело? Может ты и прав. Но как ты мог пустить в дом чужого? Никогда тебе этого не прощу. Меня тоже могли бы убить, и ты остался бы совсем один, тебе было бы хорошо?