Лучинушка

– Отравили? Насколько я знаю, в то время, когда Адам Викентьевич умирал, она спала, а когда всё уже случилось, вдруг проснулась и пришла. Почему – то я не припоминаю ни единого случая, чтобы при отравлении снотворным человек мог проснуться и даже ходить. Не кажется ли вам, что её отравление больше похоже на имитацию, возможно, для алиби, чтобы уйти от ответственности.

– Да, если бы она выпила весь кофе, могла бы вообще не проснуться. И если бы не явился охранник, привлечённый шумом, и не вызвал скорую, в доме было бы не два, а три покойника! – возмутилась Надежда Семёновна, – И, как мне кажется, для кого – то это было бы самым лучшим решением всех вопросов сразу.

– Что вы хотите этим сказать? – вопросил Матвейчук, медленно багровея.

– Именно то, что сказала.

– Убить Тешу хотела Вера Ивановна.– сказал Родька монотонным бесстрастным голосом.

В палате наступила мёртвая тишина. Все повернулись к Родьке, а он стоял, упёршись взглядом в противоположную стену, словно на ней было написано что – то, видимое только ему.

– Какая такая Вера Ивановна? – спросил Матвейчук, вытирая вспотевший лоб.

– Сиделка, которая ухаживала за Сарой Вульфовной. Она была рекомендована её лечащим врачом. – ответила Стеша, – Родечка, а почему ты так решил?

– У неё странные глаза. Она всем улыбается, а когда отворачивается, они сразу делаются злыми.

– Ну это ещё ничего не значит. – сказал Матвейчук, отмахиваясь от неожиданного свидетеля, как от мухи.

– Кофе в тот вечер для Теши варила она… – добавил Родька тоном запрограммированного робота.

– Вот видите? – обрадовалась Надежда Семёновна. – А вы обвиняете Стешу даже не опросив всех, кто находился в доме во время смерти хозяев.

– Но почему?… – удивилась Стеша, – Мне казалось, что мы с нею прекрасно ладили.

– Девочка моя, не будь такой наивной. – Надежда Семёновна погладила Родьку по плечу и, глядя на Матвейчука, добавила, – Наверняка ей за это хорошо заплатили.

– Вы все прекрасно понимаете, что этот молодой человек не может быть свидетелем… – заявил он, отводя взгляд в сторону.

– Зато этот молодой человек, в отличие от остальных, совершенно не умеет врать, а вы ему почему – то не верите. – вмешалась молчавшая до сих пор Софья Николаевна.

– Такова наша работа. – ответил Матвейчук, – Вы не поверите, если я расскажу вам о случаях, когда на вид вполне благожелательные и преданные люди на деле оказывались изощрёнными убийцами.

– Мы с Софьей Николаевной знаем Стешу получше вас и в обиду не дадим. – вспылила Надежда Семёновна.

– Господа! Что за шум? – в дверь заглянул врач, проходивший мимо, – Что здесь происходит?

– Прощу прощения, дамы, мне пора… – сказал Матвейчук, глядя на часы и делая вид, что заканчивает разговор исключительно по причине занятости. – Поправляйтесь, Степанида Никитишна, я ещё приду.

– И запомните,– бросила вслед Надежда Семёновна, – без адвоката Стеша не скажет ни слова.

Матвейчук пожал плечами, и, не считая нужным отвечать на её выпады, вышел из палаты. Поручение главы строго разобраться в причинах двойной смерти в доме знаменитого ювелира, взбудоражившей весь город, он сам считал не вполне обоснованным. В высших кругах давно шли разговоры о том, что ювелир доживает последние дни и его матушка наверняка последует за ним. Их одновременный уход никого бы не удивил, если бы не вопрос – с чего вдруг семидесятилетнему старику, стоявшему на пороге смерти, понадобилось сочетаться браком с певицей, годившейся ему в дочери?

Сомнений в том, что причиной его скоропостижной женитьбы, на которой, по всеобщему мнению, настояла она, послужило его наследство, не было ни у кого. Но вряд ли эта певичка настолько глупа, чтобы рисковать миллионами ради того, чтобы его смерть наступила на несколько дней раньше. Для этого должна быть очень и очень веская причина. А тут ещё этот неожиданный свидетель… Конечно, его показания не признает ни один суд, но, если в дело вмешается Надежда Семёновна, которую во времена её активной деятельности называли «сержантом в юбке» за прямоту и цепкий характер, и привлечёт к нему внимание широкой общественности, дело рассыплется, не успев начаться, а сам он, вместо долгожданного повышения, будет иметь кучу неприятностей.

Услышав знакомый голос, врач пропустил Матвейчука и, войдя в палату, спросил.

– Надежда Семёновна, это вы?

– Конечно, я, Коленька, то есть… Простите, забыла, как вас по батюшке…

– Аркадьевич, но это не важно… – подсказал он, заходя в палату, – как же я рад вас видеть!

– Я тоже очень рада. Коленька проходил ординатуру в то время, когда я здесь работала.

– Да, – подтвердил Коленька, улыбаясь ей с высоты двухметрового роста, – и не раз устраивали нам нагоняй, заставая спящими в сестринской. Счастливые были времена…

– Молодость тем и хороша, что все времена в ней счастливые. С годами счастье понимается несколько по – иному. Коленька, вы можете охарактеризовать состояние нашей Стеши?