– Сколько чего? – не понял он.
– Детей. Вы же сказали, что хотели бы, чтобы они росли здесь.
– Пока нисколько. Я имел в виду будущих детей. Ещё далеко идти?
– Нет. Осталось совсем немного.
Подойдя к развалинам, все замерли в молчании.
– Да. Здесь всё очень быстро приходит в упадок. – ответила Стеша, заглядывая в оконный проём, – Я вижу, везде всё перерыто, наверное, люди не теряют надежды найти графские сокровища. Пока была жива Родина мама, все боялись охранявшей её стаи и обходили это место стороной.
– Охранявшей стаи? – удивился Олег, – это что, такая легенда?
– Нет, не легенда. Ангелия рассказала мне о том, что ещё при жизни Аглаи Тумановой сторож принёс в имение раненного волчонка. Аглая его выходила и приручила. Всё это время стая находилась где – поблизости. Волчонок её посещал и приводил за собой своих братьев, а люди их прикармливали. Постепенно стая к ним привыкла и даже защищала от разбойников, являвшихся сюда в поисках клада.
– Невероятно! – воскликнул Олег, – что ещё рассказала вам эта чудесная женщина?
– К сожалению, не так много, как хотелось бы. Она умерла буквально через пару часов после нашего знакомства. В то время ей было около ста лет.
– Очень, очень жаль.
Они медленно шли за Олегом, наблюдая, как он снимает развалины здания с разных ракурсов и расстояний, пока не приблизились к оконному проёму, за которым находилась комната с камином.
– А вот эта комната стоит особого внимания, – сказала Стеша, – посмотрите пожалуйста сюда, вам будет очень интересно.
Родька, шедший впереди всех, услышал изнутри какой – то шорох, и, встав коленом на разрушенный подоконник, заглянул внутрь. Неожиданно из камина, скрытого разросшимся кустарником, вырвалась быстрая серая тень и бросилась на него. От неожиданности он упал навзничь, а Катя завизжала от страха. Олег схватил штатив и, подбежав ближе, замахнулся им изо всех сил.
– Не надо!!! – закричала Стеша, хватая его за руку.
Она узнала в волчице Машку, подросшую и заматеревшую, но не забывшую своего друга.
– Нееет! – закричал Родька, отбивая рукой ослабленный Стешей удар, нацеленный в спину Машки, облизывавшей его лицо.
– Не надо… – повторила Стеша, глядя на удивлённого Олега, – не надо её бить. Это Родечкина волчица. Катенька, пожалуйста успокойся.
– Родечкина? – не поверила Катя, – Как Родечкина?
– Да, Родечкина. Её зовут Машка. Он вырастил её из маленького щенка и она до сих пор его помнит.
Спохватившись, Олег включил камеру и начал щёлкать затвором, стараясь снять как можно больше редкостных кадров Родьки в объятиях волчицы. Когда он поднялся, Машка пару секунд постояла, прижавшись боком к его ноге и глядя на пришедших с ним людей, словно запоминая их лица, затем повернулась и прыгнула назад в окно.
– Жаль, что она убежала,.. – вздохнул Олег.
Стеша, успевшая разглядеть во время прыжка отвислое брюхо и увеличенные соски волчицы, сказала:
– У неё там щенки. Давайте не будем им мешать.
Катенька подбежала к Родьке, стала обнимать и вытирать его мокрое, облизанное Машкой, лицо. Стеша заметила, что он кривится от боли в затылке, ушибленном при падении о торчащий из земли корень и сказала.
– Пойдёмте в сторожку. Всем нужно немного отдохнуть. Олег, пойдёмте с нами. Оставаться одному здесь нежелательно. Где – то неподалёку может быть волчья стая.
Спрятавшаяся под елью избушка, почти незаметная для несведущего взгляда, осела и ещё сильнее уменьшилась, как уменьшаются старики, теряющие свои силы. Стеша с Олегом немного приотстали, давая Родьке возможность самому открыть дверь в своё детство. Прогнившие доски тяжело шаркнули по земле, загребая опавшие шишки и толстый слой хвои. Долгий протяжно – тоскливый дверной скрип был похож на старушечий голос, пожаловавшийся на одинокую старость.
Родька оглянулся на Катю, взял её за руку и пригласил за собой. Стеша включила фонарик и войдя вслед за ними, поставила на стол вместо лампы. Сгустившийся полумрак отступил от её голубоватого света, рассредоточился по углам и смешался с паутиной, давая возможность вошедшим ознакомиться с обстановкой. Стала видна печь с осыпавшейся штукатуркой, закопчённый чугунок, два деревянных, покрытых полуистлевшим тряпьём топчана. Родька присел и стал молча оглядывать пустой сундук с оторванной крышкой и усыпанные мышиным помётом стол и полочку, на которой когда – то стояли берёзовые туески с нехитрой снедью. Всё было так, как раньше, изменился только он сам. Но, если бы в данный момент кто – то спросил, что ему ближе и дороже – роскошный дом Адама Викентьевича или эта убогая избушка, он наверняка выбрал бы её, потому что в ней прошла почти вся его жизнь и всё здесь было родным и близким до слёз, до сжимающей боли в сердце.
– Вот здесь они и жили. – сказала Стеша, – Ангелия умерла три года назад здесь, на вот этом самом ложе. Хоронили её мы вдвоём, Родя и я.
– Мама… – прошептал Родька, – идём к маме.
– Да, – согласилась Стеша, сметая со стола пыль и мусор, – давайте оставим здесь рюкзаки и сходим на погост.