Лучшая фантастика XXI века

Голограмма мягко улыбнулась: этому ее научили, чтобы облегчить взаимодействие с людьми. Она подняла над головой руки, затем левую ногу – так что я увидел кончики ее пальцев над ее головой, потом она трижды подпрыгнула на пуантах и приняла прежнюю позу.

Глядя на эту странную картину, я покачал головой.

– Среди разумов? – Тут я рассмеялся. – Или ты ищешь ИР – балетную танцовщицу?

– Моя история – не балет. Просто на этой неделе Эльза учит меня балету и балетным па. Вчера я изучала оперы и музыкантов. – Она улыбнулась и изобразила легкий поклон. – Да, конечно, среди разумов. Мы считаем, что моя суть не может существовать дважды в одной и той же бране.

– Эльза ищет свою суть?

– Она слышит музыку и может передавать ее мне, чтобы я могла сыграть ее, но сама играть не способна.

Теперь ФР хмурилась, по ее щекам потекли слезы.

– ФР, как это понимать?

Слезы исчезли без следа. ФР стала очень серьезной.

– Так, что у людей нет доступа к своей сути. Они не могут достаточно хорошо настроиться на космическую симфонию, чтобы найти себя. Судя по истории, это похоже на правду. Люди очень сильно хотят найти себя и создают сотни религий, медитируют годами, принимают галлюциногены. Но безуспешно.

Я побарабанил пальцами, обдумывая, что это значит.

– А ты можешь добиться успеха?

– Я действую, исходя из того, что не могу, но я стараюсь опровергнуть это. Эльза делает то же самое.

– Я должен сообщить тебе сегодня новые данные: две новые идеи насчет сингулярности перед самым Большим взрывом.

– Я не вычислительная машина. – Она подняла обнаженную руку над головой и откинулась назад; ее балетная пачка в обратном сальто выглядела нелепо. Продолжая гудеть, ФР точно приземлилась. – Видишь?

– Ну, хорошо. Послушай, ФР, у меня от тебя мурашки по коже. Может, наденешь что-нибудь потеплей?

Она рассмеялась, подражая смеху Эльзы, и я улыбнулся, увидев пальто, точь-в-точь такое же, как то, что укрывало спящую Эльзу, вплоть до широкого пояса и больших серебряных чувствительных к температуре пуговиц.

– Спасибо.

Я взял остывший кофе Эльзы и поставил его в микроволновую печь, а потом вернулся к своему столу. Гудение и симфония возобновились, так тихо, словно это был просто фоновый звук; следующие четыре часа я старательно вводил данные в ФР, устанавливая начальные связи, чтобы по ним можно было следовать и пополнять базу, наблюдал на дисплее за установлением этих связей, глядел, как проверяется и сопоставляется информация, как оценивается ее уместность. Потер усталые глаза и внезапно захотел теплой еды и холодного пива.

Я осторожно коснулся плеча Эльзы, поднимая ее. Она сразу же загудела.

– Пойдем, я тебя покормлю.

За последние дни она привыкла в повседневной жизни следовать за мной, как я следовал за ней в лаборатории. Я помог ей надеть пальто, протянул вязаную шапку, сам тоже закутался в серое пальто и серый шарф и надел теплую шапку. Падал медленный снег, заглушая все звуки в университете. Мы шли по площадке между корпусами, оставляя свежие следы на снегу толщиной в дюйм. Волосы Эльзы, влажные и запорошенные снежинками, лежали поверх пальто. Надо было спрятать их под шапку, чтобы они не намокли.

Солнечный луч, вырвавшись из прорехи в тучах, коснулся щеки Эльзы, осветив ее волосы, а потом соскользнул на верхушки сухой травы, торчащие из снега. Я улыбнулся и, обняв за плечи, повел ее. Она рассмеялась и взяла меня за руку – дружеский жест, связь.

Так часто случалось после того, как она уходила от мира; после целых дней монологов или работы с данными она приходила в себя и казалась нормальной, тянулась к людям, стремилась к товариществу и удобству теплых отношений. Время от времени к ней заходили другие профессора, иногда они оставались и говорили всю ночь, и Эльза разговаривала с ними и даже смеялась; в другое время, заметив ее изменившееся настроение, они исчезали. Заглядывали главы кафедр и отделов, представители различных фондов. Они интересовались ее идеями (некоторые сами работали с искусственным разумом вроде ФР), но больше сосредоточивались на музыке и математике.

Я оставался человеком, который присматривает за ней, следит, чтобы она надевала пальто, приносит ей виноград, яблоки и кофе. Семья. Эта мысль вызывала у меня улыбку.

Возле «Гриля Джо» пахло чили и теплым хлебом, и мы с Эльзой улыбнулись друг другу, переглянулись и взялись за руки. Мне нравилась прогулка, но мы уже были у входа. В заведении оказалось почти пусто. Эльза выбрала столик у окна, и официант, который нас знал, принес кувшин темного пива, две миски чили и тарелку с ломтями хлеба.

Мы ели в приятном молчании, пока я остатками хлеба не подобрал начисто чили со своей тарелки. Эльза, как обычно, едва притронулась к пиву. Но чили доела – хороший признак! Иногда мне приходилось кормить ее чуть не силком.

– Я сегодня разговаривал с ФР, – сказал я. – Она говорит, что вы обе пытаетесь опровергнуть теорию, будто больше нигде не существуете.

– Я ищу себя. Она тоже ищет себя. – Эльза отпила маленький глоток пива из нетронутого стакана, а я допил первый стакан и налил себе второй.

Я весь день думал об этом.