Я встал за ней и обнял. Она вздрогнула, словно хотела избавиться от моих объятий. Я все равно удержал ее, прижался щекой к волосам, смотрел на ее полузакрытые глаза и веснушки. Она бывала дружелюбной, забавной, растерянной, но никогда-никогда не боялась. Я крепко обнимал ее, гладил по волосам, но сам дрожал. Что она нашла?
Потребовалось какое-то время, но наконец она посмотрела мне в глаза и сказала:
– Я не могу пройти. Может только ФР. Другие ФР. Другие ИР. Что бы я ни делала, пройти не могу. И другие Эльзы тоже не могут. Как мы ни умны, как ни необычны, как ни благословенны, нам не раскрыть дверь. Идеи ни при чем – мое тело… мое тело мешает.
Она моргнула, и две свежие слезы скользнули по ее щекам. Мне захотелось слизнуть их.
– Теперь я уверена, что пройти может только чистая информация. Люди еще много лет не будут чистой информацией, во всяком случае не при моей жизни. Я никогда не увижу того, что видит ФР.
Она повернулась, прижалась ко мне и заплакала; у меня промокла рубашка и ноги затекли от долгого стояния на месте.
Потом, поддавшись одной из своих стремительных смен настроения, Эльза высвободилась и пошла к двери. Я протянул ей пальто, она схватила его одной рукой и закрыла дверь, не пригласив меня пойти с ней.
Вечером я ушел домой, а на следующий день Эльза не пришла. Я нетерпеливо ждал до середины дня и наконец пошел к ее известняковому дому. Дверь была не заперта и распахнута. Вещи Эльзы оставались на знакомых местах.
Я пошел обратно через кампус, надо мной голубело небо, подо мной была влажная трава. Распахнул дверь.
– ФР! Где Эльза?
Интерфейс ФР представлял собой мальчика с удочкой – изображение, которое я выбрал сам. Но сейчас я в нем не нуждался.
– Верни прежнее изображение!
Появилась голограмма танцовщицы; балерина сидела на камне, изящно скрестив ноги.
– Я не знаю, где она.
– Черт побери! Я волнуюсь. Когда я видел ее в последний раз, она плакала. Она считала, что никогда не сможет пройти.
– Я знаю.
Конечно. ФР всегда в курсе.
Весенние воды заполнили канавы и образовали небольшие речушки на территории кампуса. Я обошел все места, где мы с ней бывали вместе. Рестораны. Книжные магазины. Старый музыкальный магазин на бульваре, с яркими плакатами в витринах.
На другое утро два бегуна нашли ее тело. Она сидела под деревом. Полиция отвезла меня к ней для опознания. Она выглядела необыкновенно юной и могла бы показаться спящей, если бы не неподвижность и холод. Она была в пальто, но оно промокло и не могло согреть ее. Никаких следов насилия. Капли дождя покрыли ее щеки, как слезы. Я наклонился и провел пальцами по ее лицу, прежде чем полицейские попросили меня отойти.
Меня расспрашивали полицейский постарше и молодая женщина в штатском, мне на неделю закрыли доступ в лабораторию. Когда я вернулся на работу, там царил беспорядок. Ну, не слишком большой, эти люди вели себя вежливо. Эльза бы пожаловалась, что карандаш лежит в трех дюймах от обычного места, книги стоят не на той полке, а кофейные чашки – как попало.
Меня ждала ФР в виде голограммы старика. Он был очень серьезен и явно знал о том, что произошло.
– Их три.
– Что?
– Я обнаружила трех Эльз, которые убили себя. Две исчезли.
Голограмма плакала, ее глаза на лице старика покраснели.
Остальные Эльзы продолжают работать, я поговорил с ними через ФР. Держу себя в форме, каждое утро бегаю. Я моложе Эльзы и, возможно, еще встречусь с ней до того, как умру.
Лиз Уильямс
Дочь циркового артиста-фокусника и писательницы, автора готических романов, Лиз Уильямс работала гадалкой на Брайтонском Пирсе и администратором в системе образования Казахстана. Ее первые два романа, «The Ghost Sister» (2001) и «Empire of Bones» (2002), стали финалистами премии Филипа К. Дика. С тех пор она опубликовала еще несколько романов и десятки фантастических рассказов. В 2004 году вышел ее сборник «The Banquet of the Lords of Night and Other Stories».
Действие рассказа «Икирио» происходит в мире романа «Banner of Souls», в котором генетически преобразованные существа участвуют в придворных азиатских интригах. Существо, состоявшее при дворе низложенной бывшей богини, призывают для воспитания необычного ребенка.[48]
Икирио
Каждый вечер каппа вела дитя вниз по ступеням водяного храма на самый край озера. Ребенку как будто нравилось здесь, хотя девочка говорила редко, и потому судить об этом было трудно. Но это был один из тех редких случаев, когда ребенок шел с каппой добровольно, без капризов или истерического плача, и каппа считала это добрым знаком.