Когда закончили разгружать джип, Гэвин повернулся к Полу.
– Думаю, теперь пришла пора для самого важного знакомства, – сказал он.
Пещера была рядом. Из джунглей торчал иззубренный известняковый валун, занавешенный лианами; под ними темнел вход. Камень был бело-коричневый, как старая слоновая кость. Пола окутал холодный воздух: вход в Лианг Буа представлял собой крутой спуск. Внутри глаза очень быстро привыкли. Помещение шириной тридцать метров широким полумесяцем открывалось в джунгли: земляной пол, низкий купол потолка. Вначале смотреть было не на что. В дальнем углу из земли торчали две палки; подойдя ближе, Пол увидел отверстие.
– Это оно?
– Да.
Пол опустил рюкзак и вынул из пластиковой упаковки белый нетканый комбинезон.
– Кто еще их трогал?
– Талфорд, Маргарет и я.
– Для сравнения мне понадобятся ваши образцы крови.
– Загрязнение образцов ДНК?
– Да.
– Поняв значение находки, мы тут же закрыли раскопки.
– Тем не менее мне понадобятся образцы крови всех, кто здесь копал, всех, кто вообще приближался к костям. Завтра сам возьму пробы.
– Понимаю. Вам еще что-нибудь нужно?
– Уединение, – улыбнулся Пол. – В этой части пещеры никого не должно быть.
Гэвин кивнул и вышел. Пол вытащил свой брезент и крючки. Конечно, лучше, если образцы берет тот, кто выкопал кости из земли, – или, еще лучше, если пробы ДНК берут с костей, которые еще лежат в земле. Так загрязнение меньше. А загрязнение есть всегда. Какие бы предосторожности ни принимались, сколько бы ни было слоев брезента, как бы мало людей ни работало на раскопках, загрязнения не избежать.
Пол пролез в отверстие. Фонарик был закреплен на лбу, белый комбинезон скользил по влажной земле. Со своего места он не мог сказать, что это за кости, видел только, что это кости, наполовину погруженные в землю. С его точки зрения, это было самое главное. Материал был мягкий, не окаменевший, требовалась осторожность.
На все про все ушло почти семь часов. Он сделал два десятка снимков, тщательно следя за тем, от каких образцов какие пробы берет. Кем бы ни были эти существа, они были маленькие. Пол запечатал образцы в небольшие стерильные пробирки для транспортировки.
Был уже вечер, когда он выбрался из-под брезента.
Первым у костра он встретил Гэвина.
– Вы закончили?
– На сегодня. У меня шесть различных образцов по меньшей мере от двух разных индивидов. Займет еще пару дней.
Макмастер протянул ему бутылку виски.
– Не слишком ли рано праздновать?
– Праздновать? Вы весь вечер проработали в могиле. Разве в Америке не выпивают после похорон?
В тот вечер у лагерного костра Пол слушал звуки джунглей и голоса ученых, чувствуя, как вокруг него сгущается история.
– Допустим, это не они, – говорил Джек, худой американец, порядком подвыпивший. – Допустим, это не та же клеточная линия, что у нас. Что тогда?
Рыжебородый герпетолог застонал. Его звали Джеймс.
– Хватит уже этой доктрины благопристойного вздора, – сказал он.
– Но что это тогда? – спросил кто-то.
Они передавали друг другу выпивку, изредка посматривая на Пола, словно он священник, явившийся дать им отпущение грехов, а его сумка для сбора образцов – знак принадлежности к избранной касте. Когда бутылка оказывалась у Пола, он делал глоток. С виски они давно покончили и теперь пили местную рисовую водку, которую принесли рабочие. Пол глотал огонь.
Рыжеволосый парень говорил:
– Вот в чем правда, – но Пол прослушал часть разговора и впервые понял, насколько они все пьяны; Джеймс рассмеялся чему-то, а женщина в белой блузке повернулась и сказала:
– Кое-кто прозвал это «хоббитом».
– Что?
– Флоресский человек – хоббит. Маленький народец ростом три фута.
– Толкин гордился бы, – сказал кто-то.
– Нижняя челюсть, почти полный череп, части правой ноги и левый безымянный палец.
– Но
– Эй, вы остаетесь?
Вопрос на пару секунд повис в воздухе – Пол не сразу понял, что спрашивают его. Глаза у женщины, сидевшей по другую сторону костра, были карие, изучающие.
– Да, – ответил он, – еще на несколько дней.
Потом снова тот же вопрос:
– Но
Пол сделал еще глоток, пытаясь заглушить голос паники в голове.
В следующие несколько дней Пол лучше познакомился с девушкой в белой блузке. Звали ее Маргарет. Ей было двадцать восемь. Австралийка. Какая-то часть крови аборигенов по линии матери, но заметно это только по ее рту. Остальное могло принадлежать голландке, англичанке – кому угодно. Но эти полные губы, зубы, как у детей из Рутенга, зубы – мечта дантиста! Каштановые волосы она завязывала на затылке, чтобы пряди не свисали на лицо, когда работала в дыре. Это ее шестые раскопки, сказала она Полу.
– Эти главные. – Когда Пол брал у нее образец крови, она сидела на стуле, протянув тонкий указательный палец; на нем набухала алая жемчужина, готовая выдать все ее тайны. – Большинство археологов так за всю свою жизнь и не встречает свою главную находку, – говорила она. – Может, она тебя ждет. А может, и нет. Но это те раскопки, в которых я хочу участвовать.
– А как же Лики? – спросил Пол, протирая ее палец ваткой.