Я улыбнулась.
– Хочешь третье задание, человек? Сперва скажи мне вот что: ты желаешь стать членом моей семьи, но каким? У меня уже есть трое детей. Ты хочешь быть четвертым ребенком? Или кем-то еще?
– Кем-то еще, – сказал он.
Мой ход.
– Кем?
Его улыбка лучилась неожиданным сочувствием, от которого мне захотелось разодрать собственную кожу.
– Твоим мужем.
Я наклонилась так близко, что наши носы соприкоснулись.
– Тогда твое задание – доставить мне удовольствие.
Прежде чем я успела отпрянуть, его глаза впились в мои, пальцы мягко коснулись моих губ.
Я резко встала.
– Придется придумать что-нибудь получше, – сказала я, дрожа всем телом. Повернулась к нему спиной и направилась к ближайшему коридору.
– Не выпускай его, – велела я Макушке. Хотя стена отвердела, мне все равно казалась, будто бездонные глаза Израфеля смотрят мне вслед.
Я лежала на крыше, вздрагивая и поедая кусочки коры Ствола, перемешанные с черным песком. Обычно это лакомство успокаивало меня, заставляло вспомнить детство, но сегодня лишь усугубило мое одиночество. Да, у меня была семья, но я все равно чувствовала себя одинокой. Присутствие Израфеля вынудило меня понять это – пускай лишь потому, что я глупо надеялась, будто он принесет утешение. Он тоже был одинок – любой мог это заметить, – но решил бороться с одиночеством, задурив себе мозги высокой целью, результатом которой являлось полное уничтожение нечеловеческих вселенных.
Истерический смех перешел во всхлипы, и я наконец заснула.
Я проснулась в темноте. Черви зарылись на ночь, однако на последней стадии метаморфоза они испускали столь яркое свечение, что его было видно даже сквозь песок. Пустыня казалась шкурой гигантского черного леопарда.
Если у Израфеля получится, черви тоже умрут.
Шарм легко коснулся моего плеча и протянул мне кувшин соленой воды. Я из вежливости сделала глоток – соленая вода не оказывает на меня опьяняющего действия. Шарм забрал кувшин, начал пить, и я на мгновение увидела очертания его длинной шеи и коренастого туловища. Когда он впервые обратился с прошением, мне было интересно, как выглядит его лицо – и знает ли он это сам. Теперь я поняла, что не знает – иначе с чего ему столько пить?
– Пустыня прекрасна, – сказал он. – Думаю, они переродятся следующим утром. Давно это было, да?
– Да, – согласилась я. – Я помню… они переродились в тот день, когда я отделилась от Ствола… Я думала, весь мир будет таким же прекрасным.
С трудом верилось, что мы были одним существом: я и та юная демоница, что вылезла из сумки, покрытая амниотической жидкостью, и завороженно, восторженно уставилась на роящийся, трепещущий свет…
– Он правда уничтожит все это? – спросил Шарм.
– Утром я убью его, но придут другие. Не исключено, что их окажется слишком много.
Шарм сделал добрый глоток из кувшина.
– Ты знаешь, почему мне нравится соленая вода? Она на вкус напоминает слезы. Я попробовал твои, пока ты спала. Надеюсь, ты не против.
Я покачала головой.
– И каковы они на вкус?
– Горькие, как отчаяние. Как разочаровавшаяся любовь. Не думаю, что следует его убивать.
– А что мне остается? Позволить ему убить всех нас?
– Он все твердит один вопрос. Макушка не стала тебя будить, но я решил, что ты должна знать. Он спрашивает, понимают ли люди, что пустыня убьет их?
Я пристально посмотрела на него – точнее, на его кувшин.
– Понимают ли люди? Конечно, понимают. Как понимают, что прыжок со скалы тоже убьет их. Откуда такой вопрос?
Дыхание Шарма коснулось моего уха.
– Его жена, Нэйв, – сказал он.
Я вскочила и помчалась вниз по лестнице.
Казалось, Израфель удивился – даже испугался, – когда я ворвалась в зал.
– Идем. – Я схватила его за локоть.
Я подтащила его к парадным дверям и распахнула их правыми руками. Мы скатились по ступеням в песок, и погребенные черви засуетились, спасаясь от наших ног. Наклонившись, я вытащила одного червя из норки. Я держала его, извивающегося, между нами – это оказался особенно хороший экземпляр, сочный, толстый и такой яркий, что Израфель прищурился. Я отрастила слева третью руку – цвета мерцающего красного дерева, как человеческое тело, которым тщетно пыталась соблазнить Израфеля в первый день.
– Это человеческая рука, – сказала я. – Смотри, что будет.
Собравшись с духом, я уронила червя на ладонь новой левой руки. Он тут же начал вгрызаться в плоть, пожирая кожу и кровь огромными глотками. Рука почти отвалилась к тому времени, как червь насытился и устроился в окровавленном месиве ладони.
– Видишь? – процедила я сквозь стиснутые зубы. Нужно было убрать нервные окончания – но лишь после того, как Израфель поймет. – Всего один червяк. Необязательно умирать, чтобы догадаться. Все, кто живет рядом с пустыней, знают. Я слышала, что иногда люди даже собирают червей для своих ферм. Все они знают. Сколько твоя жена прожила здесь, прежде чем отправиться в пустыню?
Он медленно сглотнул, словно ему сдавило горло.
– По вашему исчислению… семнадцать триад.
– Она была старше меня… пожила достаточно.
Он заплакал, но это были слезы ярости, и я не стала к нему прикасаться.