Шарм рассмеялся, и на меня дохнуло соленой водой.
– Действительно, с чего? Макушка рассказывает, ты одержима его глазами, его сломанным носом…
– Одержима?..
– Нас тебе не обмануть, Нэйв. Мы твоя семья. Как ты думаешь, почему дуется Махи? Быть может, тебе одиноко.
– Но у меня есть вы.
– Одиноко в другом смысле, Мать. – Я почувствовала, как он наклонился вперед, его дыхание защекотало мне ухо. – Нам с Махи никогда не пройти третье испытание. – Низкий шепот гремел, словно землетрясение. – А он пройдет. – Шепот отдалился, и я поняла, что Шарм уходит, по своему странному обыкновению – постепенно.
Последним исчез его голос:
– Тебе одиноко, Нэйв?
Несколько минут я сидела неподвижно на вершине замка, глядя на почерневшую пустыню с текучими светящимися песками. Затем, почти непреднамеренно, вызвала образ Израфеля.
Он сидел в гостиной, где я его оставила, в нескольких футах от те-лика. Брови мужчины были сосредоточенно нахмурены, и время от времени он гладил кончиками пальцев раздвоенный хвост. Я смотрела минуты, часы – не знаю, как долго. Этой долгой ночью Израфель не сдвинулся с места, но однажды прошептал чье-то имя. Я не расслышала, только увидела, как шевельнулись его губы, а в глазах мелькнула боль.
Была ли я одинока?
Я ждала рассвета.
Первые рассветные лучи. Махи пробудил меня от похожего на транс оцепенения, слизнув двухмерным языком остатки образа Израфеля. Сегодня утром Махи щеголял огромной пастью, и его гротескно многочисленные зубы орали утреннюю арию, которая, очевидно, нравилась сыну создания, что испытывало оргазм, двигая челюстями.
– Выглядишь довольным. Шарм говорил, ты дуешься.
– С чего мне дуться? Наш незваный зеленоглазый гость не справился!
Я выпрямилась и пристально посмотрела на него.
– Не справился? Откуда ты знаешь?
Махи закудахтал, словно сорока, и его зубы застонали. Жутковатое зрелище, даже для меня.
– Он не пошевелился. Так и просидел всю ночь, и те-лик не заработал. Спустись и погляди сама.
Он сплюснулся в линию и начал виться вокруг меня, хихикая, а его зубы выли, словно проклятые души.
– Я знал, что ты не пропустишь его, Нэйв, – сказал Махи, вновь разворачиваясь. – Ты идешь? Хочу посмотреть, как ты его вышвырнешь.
У меня в горле словно кто-то развел костер.
– Сейчас, – проскрипела я.
Когда Махи ушел, я повернулась к пустыне. Черви выбирались из песка, похрустывая, будто перемалываемые кости. Свет расползался и перекручивался в быстро густеющем воздухе. По тембру хруста, низкому и шуршащему, я поняла, что сезон близится к концу. Дня через два в пустыне вспыхнут огни. Я не помнила, когда видела их в последний раз, но охватившая меня внезапная тоска смешивалась с ужасом.
Если, как я думала – надеялась? – Махи ошибся, через два дня мы все увидим кое-что позатейливей огней.
Когда я спустилась вниз, все уже собрались и молча смотрели на Израфеля, который молча смотрел на них. По такому случаю даже Макушка соорудила себе тело – соблазнительного коричневого человека, соединенного со стеной оранжевой пуповиной. Израфель по-прежнему сидел на полу, удерживая хвост те-лика на кончиках пальцев. Похоже, Махи не ошибся: те-лик не заработал.
Он выглядел точно так же, как вчера. Я подавила волну разочарования. И правда, с чего мне разочаровываться? Одной неприятностью меньше. И я смогу полюбоваться огнями, если захочу.
Как только я вошла, Израфель поднял глаза, и мимолетная улыбка коснулась его жестоких губ. Мои соски затвердели, я почувствовала, как Шарм провел по ним с едва слышным смехом.
– Ну вот, я ждал тебя, – сказал Израфель.
Ночь нарисовала темные тени под его глазами, и он держался с усталой гордостью, очень по-человечески.
– Я справился с заданием, – добавил он, когда я не ответила.
Махи фыркнул, но умолк под суровым взглядом Макушки.
– Выполнил? – переспросила я, подходя ближе. – Я ничего не вижу.
– Смотри, – сказал Израфель. Черное стекло телика замерцало и ожило.
Странные силуэты заметались и задвигались в коробке. Через секунду я поняла, что это люди, которые странным образом напоминали Махи.
Вскрикнув, Махи рванулся к стеклу.
– Что это? Что это за штука?
Необычный, искаженный голос раздался из телевизора:
– Который час?
Это заговорил один из людей.
– Час Хауди-Дуди![56]
– пронзительно завопили люди поменьше.Я повернулась к Израфелю, его тело покрывал призрачно мерцавший пот.
– Как ты это сделал? – спросила я.
Но прежде чем он успел ответить, Махи снова взвизгнул – возможно, от удовольствия, те-лик искажал звук, и понять было трудно. Махи умудрился проникнуть в картинку.
Израфель с явным восхищением смотрел, как вопящие, лопочущие люди разбегаются от гигантских челюстей Махи. Одним взмахом кроваво-красного языка он подхватил трех маленьких человечков и начал перемалывать зубами. Его зубы словно впитывали двухмерных людей, отрыгивая измельченные куски глубоко в бездонную глотку.
Он рвал людей, с воплями пожирал их, совсем как его мать много циклов назад, смеялся над их ужасом.
Мне показалось, что он сказал: «Теперь вы все такие же, как я», – но его рот был набит орущими людьми, и я точно не уверена.