Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса

Накада подняла глаза от карты, которую они изучали вместе с Шираокой, и увидела рядом с катером фантастическую фигуру, прыгавшую на горячей плитке с ноги на ногу: высокая, расхлябанная, как марионетка, в драной форме какой-то гражданской службы Варяжской Руси из белой шерсти, отороченной бледно-голубым шелком. Когда она приблизилась, Накада поняла, что это человек. Круглая хазарская шапка, светло-голубые глаза на небритом, красном от солнца лице. На вид ему было от тридцати до сорока. Он был босиком.

– Эй! – позвал он и спросил по-японски: – Говорите по-гречески? Поднимаетесь на север?

«Поднимаетесь на север»?

– Я говорю по-гречески, – с трудом сказала на греческом Накада.

– Хорошо, хорошо.

Человек прыгнул на палубу, едва не свалив кастрюльку с рисом.

– Извиняюсь. Идете вверх по реке, да?

Греческий у него был немногим лучше, чем японский, но говорил он уверенней.

– Я Семенов. Андрей Карлович. Поэт. Из Новгорода. Вам надо пересечь город?

– Да, мы пойдем вверх по реке, – сказала Накада. – И нам придется пересечь город. Ну и что?

– Судоходный канал, – сказал русский.

Он взял в руки карту, отстранив Шираоку, и стал рассматривать.

– Я покажу.

И тут же уронил ее, отвлекшись на Хаяши, которая снимала с гриля креветки.

– Эй! Креветки!

– Эфесо, Эсмирна, Пергамо, Тиатира, – перечислял русский, усевшись на крышу рулевой рубки. Босые ноги были черны от грязи. – Сард, Филадельфия, Лаодекия. Семь городов.

Катер шел по широкому, забитому мусором каналу, более-менее придерживаясь инструкций русского, но Шираока то и дело сверялся с картой, а Ишино с Хаяши стояли на носу и следили за тем, чтобы не врезаться во что-нибудь.

– По легенде. Знаете ее?

– Какая легенда?

Накада, босая, сидела, обхватив колени руками, прислонившись спиной к турбине. С того момента, когда она передала русского на попечение недовольного Шираоки, она почти не обращала на него внимания. Она наблюдала за городом.

Первые поселенцы, которые основали город и назвали его во славу Семи епископов Эспирито-Санто – городом Святого Духа, – построили его на возвышенности между озером и Акуамагной, хотя строительный камень им пришлось перевозить сюда на баржах из каменоломен, находившихся за сотни километров выше по течению. С палубы катера, лавировавшего среди обломков, чтобы не натолкнуться на рухнувший кран или перевернутую баржу, Накада хорошо видела Старый город, Альта-Сидад. Соборы лежали в руинах, от соседних зданий остались одни коробки. На улицах стояли грязные лужи, а спускавшаяся к набережной Праза-душ-Бишпос зияла выщербленной плиткой, как больной – оспинами.

– Легенда о Последних Днях, – сказал Семенов. – В Иберии и Франкии есть легенда о семерых епископах. Будто бы им удалось спастись от армии калифа. Они добрались до Опорты, погрузили на корабли своих сподвижников и все сокровища и пересекли Западный океан. Будто бы Айя Эулайя, которой они молились, привела их к берегам острова, который они назвали Антилией.

Накада отметила про себя, что на эту тему русский лучше стал говорить по-гречески.

– Епископы основали там новое христианское царство, новый Израиль. И построили семь золотых городов – по числу епископов. А еще там говорится, что однажды епископы вернутся и возродят христианство.

– Непохоже, чтобы они решили начать отсюда, – сказала Накада.

Русский ничего не ответил.

Воздух обжигал, как вода в горячих ключах, как свежая зола. Небо было синее и абсолютно чистое. Бандиты и каннибалы, которых боялся Ишино, не давали о себе знать. Не было видно ни рыбы, ни птиц, ни людей. Нижний город, с его лабиринтом деревянных улочек, где жили и работали большинство обитателей Эспирито-Санто, стоял пустой. О том, что здесь канал разветвлялся, можно было догадаться по еле заметному движению мусора, вместе с которым ползли мертвые тела, трупы собак и свиней, кружа в медленных водоворотах возле случайных препятствий вроде рухнувшей балки или перевернутой лодки.

Накада смотрела на все это с приятным чувством меланхолической грусти. В пакетике, который она украла с тележки в ожоговой палатке, лежала, быть может, лишь четверть ее обычной дозы, но и одного грана опиума было достаточно, чтобы снять напряжение и вернуть способность воспринимать окружающий мир. Она ощутила, как ее охватывает mono по aware[77], обреченность, которая, как ей казалось, и несла их суденышко – по грязным водам канала, среди руин и трупов, под чистейшими небесами, – несла всех и вся в этом мире. Накада глядела на развалины, и, невзирая на жару, от осознания трагической красоты мира ее била дрожь.

Впервые за много месяцев она чувствовала себя живой.