Лучше быть тварью, чем рабом

– Рогнеда снова плачет, маленькая моя. Жаль, что я не родилась мужчиной, возможно, я бы стала хорошим мужем для нее – не только мужем, но еще и другом, мамой, папой и любовником. Почему не найдется человека, который оторвет голову этому ублюдку, не тратящему на нее деньги, доводящему ее до слез? Или мне, слабой бабе, это нужно сделать в конце концов? Ей не везет с мужчинами так же, как и мне. В самых страшных кошмарах я представляла себе измену моего мужа с ней. Мне больно за нее, каждый день я ношу в себе боль за нее. Если еще и Вакула скажет что-то плохое про нее, мне кажется, я смогу уже не только облить кипятком, я смогу и убить его, взяв ножницы с тумбочки. Я уже смотрела на эти ножницы однажды. Если он так просто берет и сжимает мое горло, будто я самый главный враг в его жизни, если он позволяет себе превращаться в чудовище со страшными, не своими глазищами, которые он, возможно, не видел в зеркале ни разу, которые, может быть, видела только я, когда он поднимал на меня руку, крича мне в лицо… то и я могу себе позволить стать чудовищем!!! Рогнеда сказала, чтобы я уничтожила его морально, если не могу причинить физическую боль в ответ, сделала бы так, чтобы он страдал, сильно страдал. Ударила словом так больно, чтобы он дрожал. Ничтожество должно знать, что оно – ничтожество. Но ничтожество вместо того, чтобы признать, что оно ничтожество, делает больно тому, кто его уличил. Мне нужно сбежать от него раз и навсегда. Дорогая моя, дай сама себе силушки выбраться из этого ада и начать все с чистого листа. Может быть, не нужно ничего говорить – просто продать свою квартиру и уехать подальше. Куда угодно, лишь бы из этого города. Работу найду в любом другом месте. Я смелая девочка. Я в своей жизни совершала много смелых поступков…

Старик замолчал. Он посмотрел в глаза Вакулы, затем перевел взгляд на Рогнеду.

– Спустя день после этой записи случилось убийство. Так вышло, что каждый из вас…

Он не успел закончить свою речь, Вакула вскочил на ноги и крикнул Рогнеде:

– Ну, ты и сука! Подталкивала ее.

– Я не брала в руки нож и не убивала своего лучшего друга, мерзкое ты создание… Не перекладывай ответственность на других за свой поступок. Гнить тебе в тюрьме, не выйти тебе живым из нее!

Старик перебил девушку:

– Я закончу, – сказал он строгим голосом. Ему было неприятно, что его перебивают, и эти словесные перепалки, не ведущие ни к чему, казались ему бессмысленными, пустыми и совсем неинтересными.

Девушка замолчала, Вакула хотел что-то сказать, но Старик посмотрел на него странным, неприятным взглядом. В нем не было злости или строгости, но этот взгляд проникал внутрь. Этот взгляд кусал. Мужчина отвел глаза и сел на свое место.

– Каждый из вас, сознательно или бессознательно, своими действиями, бездействием или словами творит свою жизнь и отчасти влияет на жизнь своего ближнего. Я не судья, я не обвинитель, я не адвокат, и не мне говорить, что есть плохо, а что есть хорошо. Вы совершаете поступки и несете ответственность за совершенное. Вы платите за все, что делаете. Я за вас не плачу. Я лишь пишу новую книгу, в которой четыре главных героя, их объединяет горе – убитая девушка. Вакула понесет ответственность за совершенное им убийство. Он проведет в тюрьме многие годы, которые ему никто не вернет. Отчасти поможет чистосердечное признание, его раскаяние, возможно, тронет сердца присутствующих в зале суда. Некоторые люди смогут выслушать его и что-то для себя понять, другие – нет. Он будет засыпать и просыпаться с убийством столько, сколько ему это нужно. Мне не жалко его, у меня нет презрения к нему или злости, он сам – вершитель своей судьбы. Он два раза сделал выбор. Первый раз – убив свою жену. Второй– признавшись в убийстве. Со временем ему, конечно, станет немного легче, но не знаю, будет ли когда-нибудь совсем легко.

Вакула, который держался все это время, чтобы не показать себя слабым, сражался с самим собой и со всеми присутствующими в этом зале, неожиданно для себя заплакал. Он не контролировал этого. Слезы потекли сами. Он закрыл глаза руками и начал злиться, что в такой момент проявил слабость.

– Я больше не раб, – произнес он тихо. – Я больше не раб. Я все рассказал, я больше не боюсь. Эта вода – не от страха, я не знаю, почему выходит эта вода. Я готов посмотреть в глаза каждому из вас, не прячась больше за тем, кем я был, пока не совершил убийство. Я могу посмотреть в глаза всем вам, будучи убийцей. Бейте, рвите меня, плюйте на меня, убивайте меня – я больше не боюсь. Я больше не раб!

Рогнеда и Рувим поднялись со своих мест и молча покинули зал. Старик не стал их останавливать или что-то говорить им вслед, он понимал, что все закончено и нет больше смысла их задерживать.

– Бейте меня, ненавидьте меня, выбивайте мне зубы, душите меня. Я вас больше не боюсь. Я никого не боюсь, я не раб, я свободный человек. Это я ее убил.

Старик молча смотрел на Вакулу какое-то время. А затем, когда тот вытер руками слезы, сопли и взглянул на него своими красными убитыми глазами, наконец сказал: