– К чему вопрос? У меня что-то не так с зубами?
– Вопрос не про кариес, а про уважение к чужому времени. У вас его нет. Почему?
– Почему нет? – Петр не понял вопрос.
– Потому что вы спокойно украли у меня 40 минут времени, потому что вы приказали вашим друзьям остаться на этом интервью и не спросили, могут ли они: я слышала разговор, вы просто сказали: «Останьтесь!» – потому что стоматолог ваш принимает вас, когда вам нужно, и вам плевать, может он или нет. Деньги – это индульгенция для того, чтобы не уважать тех, кто зарабатывает меньше?
– Ну наконец-то кого-то с характером прислали. – Петр расплывается в улыбке. Приятная улыбка чеширского кота. Отличная работа стоматолога.
– Деньги, Юля, это возможность в любой момент показать любому, кто задает острые вопросы, средний палец, потому что все пальцы у тебя средние.
– Да? Наверное, нужно было видеть много чужих средних пальцев в детстве, чтобы так захотеть вырастить себе десять таких же. Я Оля.
В этот момент Петру принесли борщ. В первый раз. Он попробовал булочку и оттолкнул борщ. Уничижительно велел девочке отнести «эту жижу» обратно повару и передать, что пампушки должны быть с чесноком, а борщ – нет. Он же просил! Живо!
Я немного в шоке от происходящего, но допускаю, что еще до моего прихода случилось что-то нехорошее, какой-то конфликт, который дает Петру право так себя вести.
– У вас часто получается абриколь? Контртуш? – спрашиваю я.
– Какие странные вопросы. Какие-то левые. Как это поможет написать про меня текст?
– Почему странные? У меня написано «увлекается бильярдом». Вот я и спрашиваю про сложные удары. Нормальный же вопрос.
– Часто. Нормальный ответ?
– Сколько стоит ваш самый дорогой кий?
– Примерно как дорогая иномарка.
– Вы гордитесь этой коллекцией? Много вокруг людей, способных оценить ее ценность?
К столу подошла девочка. Поставила тарелку борща перед Петром.
– Извините нас, пожалуйста, вот, все исправили.
Он понюхал булочку. От нее пахло чесноком, даже я чувствовала.
– Он на лимоне или уксусе? – спросил Петр.
– Я не знаю, – растерялась девочка. – Я сейчас спрошу.
– Как тебя взяли, если ты меню не знаешь? В чем ты так хороша, не пойму? Официантка из тебя никакая…
Девочка ушла, низко склонив голову. Заплакала, наверное.
– Итак, на чем мы… Да, на коллекции. У меня очень дорогая коллекция, для тех, кто понимает.
– А много тех, кто понимает?
– Нет. Но мне неважно, я для себя.
– А вы много для себя делаете?
– Я все для себя делаю. Подозреваю, что все люди все для себя делают, просто возможностей меньше.
– У вас много возможностей, потому что много денег? Что такое деньги, Петр?
– Это возможность крикнуть «иди в задницу» в любой момент любому человеку.
– А зачем?
– А какой смысл иметь деньги, кричащие «иди в задницу», если в задницу никого не посылаешь?
– А разве нельзя крикнуть это без денег? Если уж очень хочется?
– Можно. Но без денег безболезненно это можно сделать только в адрес тех, у кого тоже нет денег. А с деньгами – в адрес кого хочешь.
– Какая странная мотивация быть богатым…
– Единственная мотивация быть богатым – это нежелание быть бедным.
– Кто такой бизнесмен, Петр? Вот вы кто такой?
– В бизнесе? В бизнесе я матадор. Много копий должно проткнуть быка, которого потом побеждаю я. Побеждаю, и на его место запускают нового. Мне нравится этот образ. Опиши его.
Девочка в третий раз приносит борщ. «На лимоне». Он пробует и отталкивает тарелку. Борщ остыл. Петр опять говорит девочке гадости. Низкие, мерзкие. Про брекеты, которые ей надо установить на мозги. Мне хочется его ударить. Честно. Прямо размахнуться и ударить. Дать пощечину, такую звонкую, что ее услышит весь зал. Я понимаю, что все. Моя ниточка терпения звонко оборвалась. Зачем? Зачем мне диван, купленный на гонорар от публикации о Петре? Он же будет прогибаться подо мной, как я сейчас под Петром. И будет сделкой с совестью, как ни крути. А мне дальнейший клининг совести выйдет накладнее любой зарплаты. Я залпом осушаю свой кофе.
– А вы, друзья, почему молчите? – поворачиваюсь я к его друзьям или подрядчикам. – Потому что он потом оплатит счет?
Они смотрят друг на друга, потом на меня.
– Вы, наверное, не очень поняли, что происходит…
– Да, действительно, не очень понятно. Взрослый, 50-летний дяденька поступательно на глазах у всех унижает молоденькую девочку при молчаливом попустительстве всех остальных. Что тут можно не понять, интересно? Это съемки фильма, может? Или розыгрыш? Ну, где камера, съемочная группа?
– Юля, мне нравится ваш гонор, он очень мил, – говорит Петр. – Обычно люди боятся мне перечить. Но в остальном ваши амбиции, ваше ерничество на тему капитала, которого у вас нет и не будет, – это абсолютно очевидно ваше ущемленное эго, которое дает о себе знать.
– Знаете, Иван…
– Петр.