Лучше подавать холодным

Всё буквально совпадало с тем, что Дружелюбный делал для Саджаама. В Безопасности и снаружи. - Это я умею.

- Лучше любого ныне живущего, не сомневаюсь! Не приступишь ли, начав с застёгивания для меня этой пряжки? Проклятые оружейники. Клянусь, они его туда засунули только чтобы меня взбесить. - Он ткнул большим пальцем в боковой ремешок позолоченной кирасы, вытянувшись, втянув живот и не дыша, пока Дружелюбный его затягивал. - Спасибо, друг незыблемый, ты глыба! Якорь! Стержень вкруг чего в безумии вращаюсь я. Что бы я без тебя делал?

Дружелюбный не понял вопроса. - То же самое.

- Нет, нет. Не то же. Пусть мы знакомы не долго, я ощущаю... взаимопонимание меж нами. Связь. Мы так похожи, ты и я!

Дружелюбного порой пугало каждое слово, которое ему приходилось произносить, каждый новый человек и каждое новое место. Лишь благодаря счёту всех и вся он, ломая когти, доползал из утра до ночи. Коска, прямая противоположность, без усилий плыл сквозь жизнь как листик на ветру. Его манера говорить, улыбаться, смеяться и порождать то же самое у других, казалась Дружелюбному таким же несомненным волшебством, как и зрелище образовывающейся из ниоткуда гурчанки Ишри. - Мы не похожи вообще никак.

- Ты совершенно верно уловил мою мысль! Мы полная противоположность, как земля и воздух, но у нас обоих... чего-то нет... того, что даровано другим. Какой-то детали механизма, который делает человека пригодным для общества. При этом у нас с тобой не хватает разных зубцов на валу. Настолько разных, что вместе мы можем составить, говоря между нами, неплохую личность.

- Единое целое из двух половинок.

- И даже выдающееся целое! Я никогда не был надёжным товарищем - нет, нет, не пытайся отрицать. - Дружелюбный не пытался. - Но ты, мой друг, постоянен, ясномыслящ, прям. Твоей... честности хватит... чтобы и я стал более честным.

- Я провёл в тюрьме большую часть жизни.

- Не сомневаюсь что среди особо опасных стирийских заключённых честность в ходу куда более чем у всех судей на континенте. - Коска шлёпнул Дружелюбного по плечу. - Честных людей так мало что их часто принимают за преступников, бунтовщиков, безумцев. Да в чём же заключались твои преступления, кроме как в отличии ото всех?

- Вначале разбой, и я отсидел семь лет. Когда меня снова поймали, на мне было сорок две статьи, в том числе четырнадцать убийств.

Коска вскинул бровь. - Но был ли ты в самом деле виновен?

- Да.

Тот на мгновение нахмурился, затем отмахнулся. - Никто не совершенен. Давай оставим прошлое позади. - Он в последний раз щелчком поправил перо и нахлобучил на голову шляпу под несуразно щёгольским углом. - Как я выгляжу?

Чёрные сапоги по колено с острыми мысами и приделанными золотыми шпорами в виде бычьих голов. Кираса воронёной стали с золотым узором. Чёрные бархатные рукава со вставками из жёлтого шёлка, манжеты сипанийского кружева свисали с запястий. Меч с пышным золочёным плетением и кинжал ему под стать, на нелепо низкой перевязи. Огроменная шляпа, чьё жёлтое перо грозило зацепиться за потолок. - Как съехавший на военной одежде сутенёр.

Коска разверз лучезарную ухмылку. - В точности такого вида я и добивался! Итак, за дело, сержант Дружелюбный! - Он выступил вперёд, откинул полог шатра и вышел под яркое солнце.

Дружелюбный держался вплотную к нему. Теперь это его работа.

* * *

В тот миг, когда он ступил на большой бочонок, грянули аплодисменты. Он приказал присутствовать на его выступлении каждому командиру Тысячи Мечей, и конечно все они здесь; хлопают, ухают, подбадривают и свистят в полную меру своих способностей. Впереди капитаны, дальше за ними сгрудились лейтенанты, в тылу роились прапорщики. В большинстве воинских соединений здесь должны находиться самые лучшие и выдающиеся, самые молодые и высокородные, самые отважные и возвышенные. Но это - бригада наёмников, и они - всё с точностью до наоборот. Самые долгослужащие, самые погрязшие в пороке, самые коварные перебежчики, самые опытные мародёры и самые быстрые удиральщики. Люди с наименьшим числом иллюзий и с наибольшим - предательств за душой. Другими словами, как раз те, на кого Коска и опирался. Сезария, Виктус и Эндике стали в ряд подле бочонка, все трое тихонько хлопали - крупнейшие и отвратительнейшие подлецы из всех.

- Нет, нет! Нет, нет! Вы, ребята, оказываете мне слишком большую честь! Своим восторгом и вниманием вы меня застесняли! - И он взмахами усмирил низкопоклонство, низведя его до выжидательной тишины. Сбор порезанных, угреватых, загорелых и нездоровых лиц, изготовившись, обратился к нему. Алчно, как бандитская шайка. Ею они и были.