Лучше подавать холодным

Она неплохо вызубрила уроки герцога Орсо. Золото в сталь, сталь в ещё больше золота - такова надлежащая спираль развития государства. В ответ на сопротивление, бездеятельность и насмешки со всех четырёх сторон, Монза стала лишь жёстче давить. Она находила извращённое удовольствие в предположительной невыполнимости задания, работа держала её на взводе - побоку боль, побоку шелуху. Ведь уже много, много времени прошло с тех пор, как она сажала и сеяла.

- Вы выглядите... очень красивой.

- Что? - Котарда неслышно подплыла к ней и выдавила робкую улыбку. - О. Взаимно, - буркнула Монза, едва ли окинув ту взглядом.

- Белое вам идёт. Мне сказали, я слишком бледна для белого. - Монзу передёрнуло. Вот как раз на бестолковый щебет у неё сегодня здоровья не хватит. - Я бы хотела быть вами.

- Некоторое время на солнце сделает своё дело.

- Нет, нет. Храброй. – Котарда, опустив взгляд, скручивала свои восковые пальцы. - Хотелось бы мне быть храброй. Мне сказали - у меня власть. Кто-нибудь может подумать, что иметь власть означает больше не бояться всего на свете. Но я всё время напугана. Особенно на приёмах. - Слова выплёскивались из неё к растущему неудобству Монзы. - Порой я не в силах пошевелиться под этим грузом. Постоянного страха. Я такая никчёма. Что мне с этим поделать? Что бы сделали вы?

Монза не стремилась обсуждать свои собственные страхи. Это их только подпитывает. Но Котарда, не смотря ни на что, порола чушь. - Я совсем бесхарактерная, но откуда у людей берётся характер? Или он есть или его нет. У вас есть. Всяк скажет, что у вас он есть. Откуда вы его получили? Почему мне ничего не досталось? Порой я представляю себя обрывком бумаги, который лишь ведёт себя как человек. Мне сказали, я страшная трусиха. Что мне с этим поделать? С тем, что я трусиха?

Долгое время они глядели друг на друга, затем Монза пожала плечами. - Ведите себя, будто это не так.

Отворились двери.

Откуда-то из-за пределов видимости музыканты грянули размеренный мотив, когда они вместе с Котардой ступили в бескрайнюю чашу Дома Сената. Несмотря на то, что крыши не было, несмотря на то, что скоро на чёрно-синем небе покажутся звёзды - стояла жара. Жарко и вязко как в могиле, цветочный запах духов впивался в сдавленное горло Монзы, подкатил рвотный позыв. Тысячи свечей горели во тьме, наполняя место великого действа ползучими тенями, побуждая золото лучиться, украшения искриться, превращая сотни сотен улыбающихся лиц, что мелькали со всех сторон, в хитрые злобные маски. Всё было черезмерным, подобно сцене из нездоровой фантазии.

Хренова туча усилий, чтобы всего-то посмотреть, как один мужик наденет новую шапку.

Присутствующие поражали разнообразием. Основную массу составляли стирийцы - богатые и могущественные мужи и жёны, торговцы и мелкая знать со всех уголков страны. Небольшая россыпь знаменитых художников, поэтов, дипломатов, мастеровых, военных - Рогонт не собирался исключать никого, кто бы мог придать ему немного добавочного блеска. Большинство лучших мест, первых снизу, занимали заграничные гости, прибывшие отдать дань уважения новому королю Стирии, а вернее постараться выцарапать какое-то преимущество от его возвышения. Тут были торговые капитаны Тысячи Островов с золотыми обручами в ушах. Тут были заросшие, бородатые северяне, ясноглазые баолийцы. Тут были уроженцы Сульджука в ярких шелках. Пара жрецов из Тхонда, где поклоняются солнцу, выбрила головы до жёлтой щетины. Тут были трое, на вид обеспокоенных, старейшин Вестпорта. Союз, как и ожидалось, отсутствовал начисто, зато гуркская делегация охотно разлилась во всю ширь отведённого им пространства. Дюжина послов императора Уфман-уль-Дошта обвешана золотом. Дюжина жрецов пророка Кхалюля в строгом белом.

Монза прошла сквозь них всех, будто их тут и не было, плечи назад, глаза прямо вперёд, с холодной усмешкой на устах, которую она всегда нацепляла, когда боялась больше всего. Лироцио и Патин, равнороскошные, приближались по противоположной дорожке. Соториус, тяжело опираясь на посох, ожидал у кресла, что являлось золотым ключом и средоточием всего события. Старик клялся, что его предадут аду, прежде чем он сойдёт по наклонному подиуму.

Они взошли на круг помоста, собравшись под выжидательным взором нескольких тысяч пар глаз. Пятеро великих владык Стирии, возрадованные честью короновать Рогонта, одеты согласно символике, которую просёк бы даже гриб. Монза в жемчужно белом, с крестом Талинса из сверкающих осколков чёрного хрусталя на груди. Котарда носила алые цвета Аффойи. Золотые раковины по кайме чёрной накидки Соториуса. Пурантийский мост на золочёном плаще Лироцио. Словно дурные актёры, представляющие стирийские города в дешёвой нравоучительной пьесе, за исключением того, что эта была баснословно дорогой. Даже Патин отбросил все претензии на скромность и сменил свою груботканую крестьянскую одежду на зелёный шёлк, меха и искрящиеся украшения. Символом Никанте были шесть колец, но он, должно быть, нацепил все девять, одно с изумрудом размером в игральную кость Дружелюбного.