Лучше подавать холодным

— Также как и меня. Зато я всегда был непредсказуем, как сволочь. А может я пересмотрел свою жизнь. А может я принял священный обет впредь быть трезвым, преданным и упорным во всех своих начинаниях.

Витари фыркнула. — Вот это было бы событием.

— И сколько нам ждать? — потребовал ответа Морвеер.

— Полагаю, тебе станет ясно, когда я тебя отпущу.

— А предположи, что… я решу… уйти до этого?

— Ты вовсе не такой умный, как возомнил о себе. — Коска задержал взгляд. — Но вполне умный, чтобы так не делать.

— Всем тихо быть, — раздраженно рявкнула Витари, самым не располагающим к тишине и спокойствию голосом из всех вообразимых.

— Ты мне не приказывай, бухой огрызок.

— Может мне стоит научить тебя, как…

Дверь склада с треском распахнулась и две фигуры вломились внутрь. Коска выдвинул шпагу из своей палки, загремела цепь Витари, Дэй явила откуда-то маленький арбалет и навела его на дверной проём. Но новоприбывшие не были представителями властей. Это были ни кто иные, как Трясучка и Монза, оба насквозь промокшие, вымазаные в грязи и саже и так тяжело дышавшие, будто их гоняли по половине всех сипанийских улиц. Может так оно и было.

Коска усмехнулся. — Только упомяни её имя, и она тут как тут! Мастер Морвеер только что обсуждал, как мы должны разделить твои деньги если окажется, что ты подгорела в духовке у Кардотти.

— Жаль вас разочаровывать, — проскрипела она.

Морвеер бросил на Коску смертельный взгляд. — Уверяю тебя, я ни коим образом не разочаровался. У меня имеется материальная заинтересованность в твом выживании — в размере многих тысяч серебренников. Просто-напросто я взвешивал… непредвиденные обстоятельства.

— Надо быть наготове, — произнесла Дэй, опуская лук и высасывая сок из своего апельсина.

— Всегда первым делом убедись.

Монза проковыляла через склад, волоча босую ногу, челюстные мышцы туго стиснуты от несомненных болей. Её одежды, которые сначала оставили так мало пищи для воображения, безнадёжно разорваны. Коска заметил длинный красный шрам на худой ляжке и другие, на ключицах, спускающиеся по предплечью, бледному и шершавому от гусиной кожи. Её правая рука, рябая костлявая лапа, прижата к бедру, как если бы она старалась держать её не на виду.

При виде этих следов насилия он ощутил неожиданный приступ смятения. Будто смотрел, как кто-то умышленно уничтожал всегда восхищавшую его картину. Картину, которой сам тайком мечтал завладеть? Неужели? Это так? Он высвободил плечи из куртки и протянул её, когда она проходила рядом. Она пренебрегла курткой.

— Отсюда делаем вывод, что ты неудовлетворена сегодняшними стараниями? — спросил Морвеер.

— Мы прикончили Арио. Могло быть и хуже. Мне нужна сухая одежда. Мы покидаем Сипани сейчас же. — Она похромала вверх по ступеням, рваные юбки волочились за ней в пыли, и задела плечом Морвеера. Трясучка с размаху захлопнул дверь хранилища, и прислонился к доскам, откинув голову.

— Ну и твердокаменная же, сука, — пробормотала Витари, смотря той вслед.

Коска наморщил губы. — Я постоянно талдычил, что в ней сидит дьявол. Но из них двоих, по настоящему беспощадным был её брат.

— Ха. — Витари повернулась обратно на кухню. — Да это был комплимент.

Монза справилась с дверью, закрывая её, и продвинулась вглубь комнты на пару шагов, прежде чем её внутренности свело, будто ей попали поддых. Она рыгнула, так тяжко, что не могла дышать, длинная полоса горькой слюны свесилась с губ и заляпала доски.

Она затряслась от отвращения, начала пытаться вывернуться из шлюхиного платья. Её плоть извивалась от соприкасания с ним, её кишки скручивали спазмы от гнилой вони канала, которой оно пропиталось. Задубевшие пальцы боролись с крючками и запонками, царапали кнопки и стяжки. Рыча и задыхаясь, она разорвала мокрые лохмотья и отшвырнула прочь.

Ей попался на глаза вид самой себя в зеркале, при свете единственной лампы. Согбенная, как нищенка, трясущаяся, как пьяница, багровые шрамы выступают на бледной коже, дрябло болтаются разлохмаченные чёрные волосы. Труп утопленницы, стоячий. Как-то так.

Ты мечта. Видение. Сама Богиня Войны!

Она сложилась пополам от очередного приступа дурноты, уткнулась грудью и начала дрожащими руками натягивать чистую одежду. Рубашка была одной из бенниных. Вокруг неё на мгновение почти что сомкнулись его руки. Так же тесно, как когда-либо тогда.

Она присела на кровать, собственные руки неловко ощупывали её, босые ноги прижались друг к другу, ёрзая туда-сюда, разгоняя тепло. Ещё один наплыв тошноты поднял её и ей пришлось сплюнуть горечь. Когда всё прошло, она заправила рубашку Бенны за пояс, наклонилась, чтобы натянуть сапоги, гримасничая от ломоты в ногах.

Она погрузила руки в умывальный таз и плеснула холодной водой на лицо, начиная соскребать остатки туши и пудры, пятна крови и сажи, въевшейся в её уши, её волосы, её нос.

— Монза! — Голос Коски из-за двери. — У нас высокопоставленный гость.