Лучше подавать холодным

Холодными утрами они с Монзой вместе упражнялись в поединках — мелькание и скрежет стали, свист и пар прерывистого дыхания. Он был сильней, а она быстрее, и так они хорошо сочетались друг с другом. Они издевались друг над другом, харкали и хохотали. Воины их роты собирались посмотреть на них, смеясь при виде того, как их капитана частенько ставит впросак девчушка вполовину младше него. Смеялись все, кроме Бенны. Он не был мечником.

У него была способность к цифрам, и его поставили отвечать за отрядные книги, затем за запасы и закупки, а потом за управление сбором и перепродажей добычи и распределением выручки. Он зарабатывал деньги каждому, и получалось у него с лёгкостью, и вскоре его полюбили.

Монза быстро впитывала знания. Она выучилась тому, что писали Столикус, и Вертурио, и Бьяловельд, и Фаранс. Она выучилась всему, что давал ей Никомо Коска. Она выучилась тактике и стратегии, манёврам и снабжению, как разгадать местность и как разгадать врага. Сначала она училась, наблюдая, затем она училась, действуя. Она досконально погружалась в тонкости любого ремесла, что могло пригодиться солдату.

— В тебе сидит дьявол, — говорил ей Коска, когда напивался, что становилось не редкостью. В Мурисе она спасла ему жизнь, и потом он спас ей. Смеялись все, снова кроме Бенны. Он не был спасателем.

Старый Сазайн помер от стрелы, и капитаны рот, что составляли Тысячу Мечей избрали Никомо Коску в кресло генерал-капитана. Монза с Бенной поднялись вместе с ним. Она объявляла остальным приказы Коски. После она советовала ему, какими должны быть его приказы. После она отдавала приказы, пока он пьянствовал и делала вид, что они от него. После она прекратила притворяться, что приказы исходят от него, и никто не возмущался, потому что её приказы были лучше, чем его, даже когда он был трезв.

Проходили месяцы и складывались в годы, и он всё реже и реже был трезвым. Единственные приказы которые он отдавал были в тавернах. Единственные поединки которые он устраивал — поединки с бутылкой. Когда Тысяча Мечей начисто обирала один из уголков страны и приходила пора двигаться дальше, Монзе приходилось обшаривать таверны, и курильни, и бордели, и волочь его оттуда.

Она ненавидела этим заниматься, и Бенна ненавидел смотреть, как она этим занимается, но Коска приютил их и они были перед ним в долгу, поэтому всё так и шло. Когда они на закате добирались до лагеря — он, спотыкаясь под тяжестью выпитого и она, спотыкаясь под его тяжестью — он шептал ей в ухо.

— Монза, Монза. Что бы я без тебя делал?

Стало быть, месть

Надраенные донельзя кавалерийские сапоги генерала Ганмарка клик-кликали по надраенным донельзя полам. Туфли камергера вжик-вжикали за ним следом. Эхо от обоих звяк-звякало, отражаясь от сверкающих стен, и разносилось по огромному, зияющему пространству, в спешке поднятая ими пыль клубилась мошкарой в полосках света. Мягкие рабочие ботинки Шенкта, податливые и потёртые от долгой носки, вообще не издавали ни звука.

— Когда предстанете перед лицом его сиятельства, — слова камергера усердно извергались наружу, — идите ему навстречу, но без неуместной спешки, не смотрите ни влево ни вправо, ваши глаза должны быть устремлены долу и ни в коем разе не встречать взгляд его сиятельства. Остановитесь на белой линии на ковре. Не перед линией, и ни при каких обстоятельствах не за ней, но точно на линии. Затем вы преклоняете колени…

— Я не преклоняюсь, — сказал Шенкт.

Голова камергера повернулась к нему, как у обиженной совы. — Только высшие государственные сановники иностранных держав составляют исключение! Каждый должен…

— Я не преклоняюсь.

Камергер поперхнулся от возмущения, но Ганмарк обратился к нему. — Ради всего! Убили сына и наследника герцога Орсо! Его сиятельству глубоко похер встал на колени или нет тот человек, который способен принести ему отмщение. Преклоняйся или нет, как считаешь нужным. — Двое охранников в белых мундирах подняли перекрещенные алебарды, пропуская их, и Ганмарк толчком распахнул двойные двери.

За ними было устрашающе обширное помещение — величественное, пышное, грандиозное. Достойное быть тронным залом самого могущественного человека в Стирии. Но Шенкт стоял в залах и побольше, и перед людьми помогущественнее, так что он не испытал благоговения. Тонкая красная ковровая дорожка протянулась вдоль мозаичного пола с белой линией на дальнем конце. За ней был воздвигнут высокий помост, дюжина мужчин в полных латных доспехах несла перед ним стражу. На помосте было золочёное кресло. В кресле был великий герцог Орсо Талинский. Он весь был одет в чёрное, но ещё чернее был его угрюмый вид.

Странная и зловещая группа людей, числом под шестьдесят или даже больше, всех рас, форм и размеров, расположившись широкой дугой преклоняла колени перед Орсо и его свитой. Он узнал некоторых из них по внешности. Убийцы. Матёрые душегубы. Охотники на людей. Представители его профессии — если согласиться, что белильщик стен представляет ту же профессию, что и мастер живописец.