Холодными утрами они с Монзой вместе упражнялись в поединках - мелькание и скрежет стали, свист и пар прерывистого дыхания. Он был сильней, а она быстрее, и так они хорошо сочетались друг с другом. Они издевались друг над другом, харкали и хохотали. Воины их роты собирались посмотреть на них, смеясь при виде того, как их капитана частенько ставит впросак девчушка вполовину младше него. Смеялись все, кроме Бенны. Он не был мечником.
У него была способность к цифрам, и его поставили отвечать за отрядные книги, затем за запасы и закупки, а потом за управление сбором и перепродажей добычи и распределением выручки. Он зарабатывал деньги каждому, и у него легко получалось, и вскоре его полюбили.
Монза быстро впитывала знания. Она выучилась тому, что писали Столикус и Вертурио, и Бьяловельд, и Фаранс. Она выучилась всему, что давал ей Никомо Коска. Она выучилась тактике и стратегии, манёврам и снабжению, как разгадать местность и как разгадать врага. Сначала она училась, наблюдая, затем она училась, действуя. Она досконально погружалась в тонкости любого ремесла, что могло пригодиться солдату.
- В тебе сидит дьявол, - говорил ей Коска, когда напивался, что становилось не редкостью. В Мурисе она спасла ему жизнь, а после он спас её. Смеялись все, снова кроме Бенны. Он не был спасателем.
Старый Сазайн помер от стрелы, и капитаны рот, что составляли Тысячу Мечей избрали Никомо Коску в кресло генерал-капитана. Монза с Бенной поднялись вместе с ним. Она объявляла остальным приказы Коски. Потом она советовала ему, какими должны быть его приказы. Потом она отдавала приказы, пока он пьянствовал и делала вид, что они от него. Потом она прекратила притворяться, что приказы исходят от него, и никто не возмущался, потому что её приказы были лучше, даже когда он бывал трезв.
Проходили месяцы и складывались в годы, и он всё реже и реже был трезвым. Единственные приказы, которые он отдавал, раздавались в тавернах. Единственные поединки, которые он устраивал - поединки с бутылкой. Когда Тысяча Мечей начисто обирала один из уголков страны и приходила пора двигаться дальше, Монзе приходилось обшаривать таверны, и курильни, и бордели, и волочь его оттуда.
Она ненавидела это занятие, и Бенна ненавидел смотреть, как она этим занимается, но Коска приютил их, и они были перед ним в долгу, поэтому всё так и шло. Когда они на закате добирались до лагеря - он, спотыкаясь под тяжестью выпитого и она, спотыкаясь под его тяжестью - он шептал ей в ухо.
- Монза, Монза. Что бы я без тебя делал?
Стало быть, месть
Надраенные донельзя кавалерийские сапоги генерала Ганмарка клик-кликали по надраенным донельзя полам. Туфли камергера вжик-вжикали за ним следом. Эхо от обоих звяк-звякало, отражаясь от сверкающих стен, и разносилось по огромному, зияющему пространству, в спешке поднятая ими пыль клубилась мошкарой в полосках света. Мягкие рабочие ботинки Шенкта, потёртые и податливые от долгой носки, вообще не издавали ни звука.
- Когда предстанете перед лицом его сиятельства, - слова камергера усердно извергались наружу, - идите ему навстречу, но без неуместной спешки, не смотрите ни влево ни вправо, ваши глаза должны быть устремлены долу и ни в коем разе не встречать взгляд его сиятельства. Остановитесь на белой линии на ковре. Не перед линией, и ни при каких обстоятельствах не за ней, но точно на линии. Затем вы преклоняете колени...
- Я не преклоняюсь, - сказал Шенкт.
Голова камергера повернулась к нему, как у обиженной совы. - Только высшие государственные сановники иностранных держав составляют исключение! Каждый должен...
- Я не преклоняюсь.
Камергер поперхнулся от возмущения, но Ганмарк обратился к нему. - Ради всего! Убили сына и наследника герцога Орсо! Его сиятельству глубоко похер, встал на колени или нет, человек, способный принести отмщение. Преклоняйся или нет, как считаешь нужным. - Двое охранников в белых мундирах подняли перекрещенные алебарды, пропуская их, и Ганмарк толчком распахнул двойные двери.
За ними было устрашающе обширное помещение - величественное, пышное, грандиозное. Достойное быть тронным залом самого могущественного человека в Стирии. Но Шенкт стоял в залах и побольше, и перед людьми помогущественнее, так что он не испытал благоговения. Тонкая красная ковровая дорожка с белой линией на дальнем конце протянулась по мозаичному полу. За ней был воздвигнут высокий помост, дюжина мужчин в полных латных доспехах несла перед ним стражу. На помосте было золочёное кресло. В кресле был великий герцог Орсо Талинский. Он весь был одет в чёрное, но ещё чернее был его угрюмый вид.
Странная и зловещая группа людей, числом под шестьдесят или даже больше, всех рас, форм и размеров, расположившись широкой дугой, преклоняла колени перед Орсо и его свитой. Он распознал некоторых из них по внешности. Убийцы. Матёрые душегубы. Охотники на людей. Представители его профессии - если согласиться, что белильщик стен представляет ту же профессию, что и мастер живописец.