Лучше умереть (ЛП)

  — Нет, — сказал Норимов, протянув руку, чтобы схватить Виктора за плечо, но остановив себя — то ли из-за страха перед тем, что Виктор сделает, если будет установлен контакт, то ли из-за простого колебания, Виктор не знал. — Нет, — снова сказал Норимов. Я не об этом спрашиваю. По крайней мере, я не об этом спрашиваю.

  — Вы не имеете никакого смысла.

  — Я знаю, что после того, что я сделал с тобой, ты не поможешь мне, даже если отвращение к невинной смерти сможет пронзить твое черное сердце.

  — Тогда зачем спрашивать?

  — Потому что моя покойная жена не может попросить тебя вместо этого.

  Виктор стоял так неподвижно, как только мог. Он знал, что грядет.

  Норимов продолжал: «У вас больше нет лояльности ко мне, я это понимаю. Я понимаю. Я не виню тебя. Я всегда говорил тебе никогда не прощать предательства. Несомненно, этот урок не раз поддерживал вас в живых. Но что такого сделала Элеонора, чтобы вы отвернулись от ее дочери?

  Виктор не ответил. Красивое лицо Элеоноры вспыхнуло перед его мысленным взором. Улыбается, как всегда.

  — Она была добра к тебе, не так ли?

  — Это потому, что она не знала, кто я такой — кто я такой.

  — И она умерла, все еще веря, что ты был тем хорошим человеком, за которого притворялся. Я не сказал ей иначе.

  'Спасибо за это.'

  Норимов помолчал. Подошвы его ботинок царапали землю, когда он ходил. Когда он повернулся, он сказал: «Она говорила о тебе время от времени».

  Виктор ждал. Ему понадобилась вся его воля, чтобы удержать мысли о нынешнем разговоре и не дать открыться дверям в его разуме, которые он давным-давно закрыл и запер. Он не хотел, чтобы Норимов видел больше, чем он сам хотел чувствовать.

  «Она не понимала, почему вы должны были уйти так, как вы это сделали. Точно так же, как она не понимала, почему ты так и не вернулся.

  Норимов подошел поближе. Инстинкт отступить был сильным. Виктору удалось с этим бороться. — Время от времени в первые пару лет после твоего ухода, хотя она всегда это отрицала, я ловил ее слезы. Я понял, почему, только когда она умерла. По крайней мере, я не позволял себе этого раньше.

  Виктор сделал все, что было в его силах, чтобы не моргнуть. В каком-то смысле это не имело значения. Норимов знал. Что бы Виктор ни делал или ни говорил, теперь это не имело значения.

  Русский стоял достаточно близко, чтобы Виктор почувствовал тепло его дыхания. — Скажи мне, Василий, если бы Элеонора была жива и стояла перед тобой, как я сейчас, ты бы отказал ей в просьбе о помощи? Если бы она смотрела вам в глаза и умоляла спасти жизнь ее дочери, вы бы остановились хотя бы на секунду, чтобы перевести дух?

  «Мне… мне нужно время, чтобы подумать об этом».

  — Нет, — прошипел Норимов, ткнув Виктора в грудь пальцем, который он должен был щелкнуть, но не мог заставить себя. — Нет времени на гребаные размышления. Ты отвечаешь мне сейчас, кусок дерьма, или уходишь отсюда и приговариваешь мою дочь — дочь Элеоноры — к смерти.

  Раньше он выглядел грустным и испуганным, но теперь он был в отчаянии и гневе. Он больше не боялся Виктора, потому что боялся за Жизель больше, чем за себя. Он ненавидел Виктора и нуждался в нем. Виктор слышал шарканье шагов и хруст снега в переулке между переулком и баром, где ждали Сергей и еще один из людей Норимова. Они были взволнованы из-за повышенного голоса своего босса.

  -- ОТВЕТЬТЕ МНЕ , -- крикнул Норимов.

  Слюна ударила Виктора в лицо. Вокруг него завывал ветер. Небо над головой было черным и беззвездным.

  — ОТВЕТИТЕ МНЕ , — снова закричал Норимов.

  Виктор сделал.

  ТРИНАДЦАТЬ

  'Хорошо.' Виктор кивнул. «Для Элеоноры».

  — Спасибо, — сказал Норимов, слова вырвались из него в порыве тяжелого вздоха. 'Спасибо.'

  «Не благодари меня. Я делаю это для Элеоноры.

  — Меня не волнует, почему ты это делаешь. Только то, что ты есть.

  — Где Жизель?

  Норимов покачал головой. — Я… я не знаю. Насколько мне известно, она живет в Лондоне.

  — Насколько вам известно?

  — Она не разговаривала со мной много лет, и я не знаю, где она. Я пытался связаться с ней сразу, но я не могу связаться с ней. Она пропала.

  «Тогда вам нужно учесть, что она, возможно, уже мертва».

  — Нет, — прошипел Норимов сквозь зубы. 'Еще нет. Она еще жива, я знаю. Если бы те ублюдки, которые прислали мне эту фотографию, убили ее, они бы отправили мне по почте коробку с ее сердцем. И если бы она была у них, я бы уже получил кадры, на которых они ее пытали. Пока этого не произошло, я должен верить, что она где-то рядом и в порядке».

  — Как я должен защищать ее, если ты не знаешь, где она?

  — Ты можешь выследить ее, Василий. Я знаю, что ты можешь. Даже самые неуловимые цели не могли спрятаться от вас, когда вы чувствовали их запах. Отправляйся в Лондон и найди мою дочь раньше, чем эти звери».

  Виктор кивнул. «После того, как я это сделал, я больше никогда не хочу слышать о тебе».

  'Конечно. Все, что вы хотите. Пожалуйста, помогите моей дочери.

  — Я полечу первым рейсом утром. Дайте мне номер, по которому я могу связаться с вами. Я буду информировать вас, как только узнаю что-нибудь».

  — Да, да. Абсолютно. Мы сделаем это по-твоему.