Читаем Лучше всех или завоевание Палестины. Часть 1. Бытие. Поэтическое прочтение полностью

Что у пропасти во ржи ржицы не осталось.

Реформатором сбергреф, действовал умело,

На чужой забрался шлейф, суть пока да дело.

Недра лихо извлекал, как землечерпалкой,

Аравийский шейх пока не освоил палку,

А подрос, встал на мыски, стал махать не глядя -

На песочницы мои, мол, не зарься дядя.

Весь накопленный в веках с мезозоя гумус,

Гнал налево, ил толкал за большие суммы,

И пока кормилец-Нил не случился болен,

Интенсивное внедрил Ося травополье,

Про запас зерно тащил, сыпал, сколько влезет,

И землицу истощил он тогда донельзя.

Неслучайно, что при нём голод приключился.

В реформаторстве своём сильно отличился

Ося — Цафнах-Панеах со своей дубиной.

Дело было не во снах — кто сидел в кабине

И процессом управлял, ведь страна, что ослик…

А каким Египет стал — всё вали на Осю.

Но не станем осуждать, был он молод слишком.

Тридцать семь, что за года — попросту мальчишка.

Потерял бы со штанин он в момент лампасы,

Не скопи тот господин хлебные запасы.

В специальных городах прятал всю пшеницу

Ося — Цафнах-Панеах, Коба для партийцев.

(За свои приняв общак, вождь не без амбиций

На любой пойти мог шаг, лишь бы не делиться.

Генецвали грабанул кассу, ради смеха,

Снёс к вождю Камо** баул, тот в Женеву съехал,

Где безбедно проживал вождь всех нищих Вова,

Свои тезисы писал, низвергал основы.

Чтоб Камо не донимал с долей непомерной,

Вождь его в охранку сдал, знал — стальные нервы,

Низкий болевой порог у Камо с рожденья.

Так партийные сберёг Ленин сбереженья.

А Камо не подкачал, большевик примерный

Сколько Ленин задолжал, позабыл наверно…)

Изобилия семь лет прочь умчались мухой.

В ход пустили свой кастет голод и разруха.

Кто когда-то попадал под тех лет раздачу,

Не забудет никогда, как детишки плачут

И однажды навсегда замолчат мальчишки…

Осе почести воздать надо за излишки.

На чужой земле пекли пышки из соломы.

Там, наверное, свои были агрономы,

Не радетели страны, а простые воры.

Всем правителям иным дал Иосиф фору,

Ссыпал хлеба в закрома он на семилетку.

Был Иосиф и весьма управленцем крепким.

Голод на земле крепчал. В ругани и в давке

Люд голодный натощак шёл громить прилавки.

Разорения страны не желая вовсе,

Хлеб на рынок в три цены выбросил Иосиф.

(Так Бориска Годунов открывал амбары.

Взбунтовался всё одно люд младой и старый,

В город шёл из дальних сёл снять с бояр излишки

И в итоге на престол сел Отрепьев Гришка.)

На питание всегда, на батон пшеничный

Даже в сытые года спрос неэластичный.

На продукты Милых Мил со Смирновской*** вкупе,

Сколько цену ни ломи — всё равно раскупят.

Не один провидца дар выдан был герою.

Так Иосиф хлебодар стал богаче втрое.

Это рынок, господа, кто ж его осудит.

Предприимчивый всегда не в накладе будет,

А особенно когда за тобою плётка

И большие города под твоей подмёткой.

(С бизнес-леди мне пример вспомнился не к ночи.

Муж простой столичный мэр с кучей полномочий…

Но того лишь ждёт успех, кто к нему стремится.

Нашей мэршой «Лучше всех» можем мы гордиться.

И тебе их клан, и мне будет пусть примером -

В работящей их семье все миллиардеры.

Всё гребут они совком с гордостью без лени…

А что гордость та с душком, с мэром им до фени.)

Осе служат не за страх бывшие бандиты.

У людей рябит в глазах от затылков бритых.

Не в раю под звуки арф денежки куются.

Лентой траурною шарф может обернуться.

Отвращенья на лице Бог наш не скрывает.

Деньги средство или цель — дела не меняет.

Деньги делать тот же секс — радость в перспективе,

Но одно различье есть — сам процесс противен,

Даже если ты не жлоб, не скупец паршивый.

Звучно слово филантроп, да звучит фальшиво.

Был Иосиф не фашист, деньги брал без боя,

По закону финансист всё себе присвоил.

Честь воздать ему пора за его прогнозы,

Что от царского двора отвели угрозу.

С бунтарями был суров, поприжал рабочих,

Тучных спас тогда коров от нападок тощих.

Благодетелем назвал я б его с натяжкой.

От реформ и стар, и мал застегнули пряжки,

Затянули ремешки до последней дырки,

Тот, кто прыгал за флажки, парился в Бутырке.

От апатии страну вылечил Иосиф,

Тех, кто всех тянул ко дну, крокодилам бросил.

(Авиценна, Гиппократ, Путина полпреды…

Исцеляют доктора, лечат мироеды.

Лекарь или мироед — вечная дилемма,

Пять миллениумов лет для беседы тема.

Ждём, вот-вот оно придёт чудное мгновенье,

В миг один произойдёт наше исцеленье.

Без ответа на вопрос, как изъять излишки,

Засыпают в мире грёз глупые детишки.

Пусть узнает детвора правду про полпредов:

Исцеляют доктора — лечат мироеды.)

Ося — Цафнах-Панеах в годы недорода

Поступил как патриарх и спаситель рода.

Мне ж не видится в веках разницы особой -

Чем был ихний Панеах дальновидней Кобы?

Совпадений здесь не счесть, прозорливцы оба.

Но различье всё же есть между Осей с Кобой.

Коба наш не падал в ров, где лежал не ропща,

Тучных не любил коров, а Иосиф — тощих.

* Первые трудовые лагеря в России появились в мае 1918 года по приказу Троцкого. Они создавались для размещения пленных из чехословацкого корпуса. А через год туда стали помещать и гражданских лиц.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия