— А теперь допустим (это просто предположение) следующее: ваш муж, чувствуя, что смерть от рака неизбежна, кончает с собой. Зачем тогда, спрашивается, выдавать самоубийство за убийство? Насколько я понимаю, ваш муж был человеком умным, блестящим коммерсантом, но в то же время твердым и решительным. И я просто не могу себе представить, чтобы он организовал эту мрачную инсценировку самоубийства без совершенно определенной цели. Вот еще одно темное место этого дела.
И вот, dulcis in fundo, несколько дней назад состоялся еще один разговор, который мне кажется более чем странным. В нем вам сообщили, что верят в вашу непричастность к делу о досье и в то, что вы не знаете, где оно находится, но еще раз советуют, при первой же возможности, уничтожить, а лучше передать его им. Можно сказать, что этот второй телефонный звонок — верх нахальства, потому что: во-первых, они действуют невероятно уверенно и нисколько не опасаются полиции; во-вторых, пока что не обнаружили документации; в-третьих, поскольку они вышли «наружу», значит от документов зависит все их дальнейшее существование, и они все поставили на карту. По-моему, за этой историей с аукционами и поддельным антиквариатом скрывается что-то посложнее простой коммерции. Но что? Есть еще одно предположение, которое не проясняет всего дела, но высвечивает одну деталь. Ваш муж лишает себя жизни после того, как некто требует от него компрометирующее досье. Заинтересованным лицам недостает основного элемента, на который они могли бы опереться для достижения своих целей. Поэтому они решают обратиться непосредственно к вдове и применяют по отношению к ней ту самую подлую систему вымогательства и угроз, которую могли применить и к мужу, если бы он был жив. Это последнее предположение, вместе с некоторыми другими, внушает мне пока что уверенность в вашей безопасности. До тех пор пока они не наложат лапы на досье, вам с дочкой бояться нечего.
— А когда это может случиться? — испуганно спросила Рубироза.
— Тут есть три возможности. Первое: документы попадут к ним в руки и будут уничтожены, так что никто не узнает, какие реальные и актуальные разоблачения можно было бы сделать с их помощью; второе: они попадут на страницы газет и других печатных изданий, и тогда вы уже сами можете представить, что за скандал с соответствующими последствиями это может вызвать и, наконец, они попадут в ваши руки, но об этом никто не узнает, потому что вы сохраните тайну ради спасения дочери.
Единственное, чего боятся эти неизвестные — это если, не дай Бог, документы попадут на страницы газет или в руки человека со стороны, который, сообразив, что они означают, может использовать их в целях шантажа и потребовать солидного вознаграждения.
Дорогая синьора Рубироза, не стоит слишком бояться. Что бы за всем этим ни крылось, я чувствую, что пока вам с дочерью ничто и нисколечко не грозит. Эти люди знают, что вы богаты и никогда не используете досье в корыстных целях. Они просто хотят дать вам почувствовать свое угрожающее присутствие, хотя и думают, что вряд ли даже и через несколько месяцев это или эти досье могут попасть в ваши руки. Но они хотят гарантировать себя от случайностей. Не следует исключать и такой возможности, муж мог распорядиться, чтобы документы были вам переданы лишь через несколько лет; он был слишком умен, чтобы не понимать бессмысленности и бесполезности запоздавшего скандала. В искусстве и торговле подобные скандалы становятся частью истории. Только в политике такие скандалы могут еще иметь значение и даже приносить определенную пользу. Повторяю вам снова: я абсолютно уверен, что вам ничего не грозит, но чтобы лишний раз не рисковать, я позвоню своим друзьям в Интерпол и попрошу их ненавязчиво сопровождать вас днем и ночью, у нас и за границей.
— Благодарю вас, комиссар. Если будут новости, не забудьте сообщить.
Тем временем ужин окончился и синьора снова извинилась:
— Из-за этих страхов, комиссар, я конечно же, была далеко не лучшей хозяйкой дома. Пойдемте, пожалуйста, выпьем кофе или, если хотите, чего-нибудь покрепче.
— С удовольствием. Только я хотел бы уточнить — для меня вы были отличной и очаровательной хозяйкой дома. Как сказал один «великий» юморист: «Гораздо приятнее отужинать в компании с красивой, молодой, умной и остроумной, симпатичной и прекрасно одетой светской женщиной, чем в компании старой, глупой, неприятной и неряшливо одетой тетки».
Они вместе посмеялись над этой пошлостью. Комиссар с удовольствием заметил, что ему удалось сбить нервное напряжение Анник, и она расслабилась. Это было заметно и по тому, как она упала в кресло, воскликнув:
— Уф, я совсем без сил! — Потом шутливо обратилась к комиссару: — А с вами не очень-то отдохнешь.