– Чтобы объяснить это, мне пришлось бы рассказать вам нашу историю за последние полтора гросса лет, – отвечал Говард на его расспросы.
– Это означает, – заявил ему Грэм, – что вы опасаетесь моего вмешательства. Я ведь в некотором роде третейский судья. Мог бы стать таким судьей.
– Это не так. Но, должен вам сказать, ваше огромное состояние дает вам большие возможности для вмешательства. Вы влиятельны и по другим причинам – у вас взгляды человека восемнадцатого века…
– Девятнадцатого, – поправил Грэм.
– У вас взгляды старого времени и полное невежество в делах нашего государства…
– По-вашему, я глуп?
– Вовсе нет.
– Или похож на человека, который стал бы действовать опрометчиво?
– От вас вообще никогда не ожидали никаких действий. Никто не рассчитывал на ваше пробуждение. Никто и не мечтал, что вы когда-нибудь проснетесь. Совет содержал вас в стерильных условиях. По сути дела, мы считали, что вы давно мертвы, но процесс разложения остановлен. А между тем… нет, это слишком сложно. Мы не можем так быстро… пока вы еще не полностью проснулись.
– Так не может продолжаться, – сказал Грэм. – Предположим, все так, как вы сказали. Но почему тогда в меня днем и ночью не впихивают всю мудрость нового времени, главные факты и проблемы, чтобы подготовить меня к ответственной роли? Знаю ли я сейчас больше, чем два дня назад, – прошло два дня, как я проснулся, не так ли?
Говард поджал губы.
– Я с каждым часом все яснее начинаю понимать, – продолжал Грэм, – что есть заговор молчания и что вы – центр этого заговора. В этом Совете, или комитете, или как он там называется, стряпают отчеты о моей собственности, разве не так?
– Выражая такие подозрения… – начал было Говард.
– Ох! – перебил его Грэм. – Попомните мои слова, худо придется тем, кто держат меня здесь. Придется худо. Я жив, не сомневайтесь. Я жив, и с каждым днем мой пульс бьется сильнее, а мозг работает яснее и энергичнее. Мне больше не нужен покой. Я – человек, вернувшийся к жизни. И я хочу жить…
– Жить!
Лицо Говарда просияло, словно он что-то придумал. Он приблизился к Грэму и заговорил спокойно и доверительно:
– Совет изолировал вас здесь ради вашего же блага. Вы отвергаете покой. Это естественно, ведь вы такой энергичный человек! Вам здесь скучно. Но мы могли бы удовлетворить любое ваше желание – любое. Чего вы хотите? Может быть, общества?
Он многозначительно умолк.
– Да, – задумчиво сказал Грэм, – общества.
– Конечно, мы небрежно относились к вашим нуждам.
– Общества толп, заполняющих ваши улицы.
– Вот как! – сказал Говард. – Боюсь, что… Но…
Грэм начал ходить из угла в угол. Говард остановился возле двери, наблюдая за ним. Намеки Говарда показались Грэму не вполне ясными. Общество? Допустим, он примет его предложение и потребует общения. Сможет ли он почерпнуть из разговора с новым собеседником хотя бы смутные сведения о борьбе, которая закипела в городе в момент его пробуждения? Грэм задумался, и смысл предложения прояснился. Он резко повернулся к Говарду.
– Что вы подразумевали под словом «общество»?
Говард поднял глаза к потолку и пожал плечами.
– Общество людей, – ответил он, и на его тяжелом лице мелькнула странная улыбка. – Наша мораль стала несколько свободней в сравнении с вашим временем, я полагаю. Если мужчина желает избавиться от скуки в обществе женщины, мы не видим в этом ничего зазорного. Наш разум очистился от закоснелых формул. У нас в городе существует определенный класс – необходимый класс, более не презираемый… скромный…
Грэм сохранял мертвое молчание.
– Вам легче будет скоротать время, – продолжал Говард. – Я должен был подумать об этом раньше, но произошло столько событий… – Он махнул рукой в сторону улицы.
Грэм заколебался. На мгновение его мыслями завладел соблазнительный женский образ. И тут же он возмутился.
– Нет! – выкрикнул Грэм и размашисто зашагал по комнате. – Все, что вы говорите и делаете, убеждает в одном: происходят важные события, которые меня затрагивают. Я не желаю «коротать время», как вы это называете. Я знаю, желания и потворство им скрашивают жизнь – но это смерть! Угасание! В прежней жизни я решил для себя этот ничтожный вопрос. И не стану начинать все сначала. Там – город, огромные массы людей… А я сижу здесь, как кролик в мешке.
В нем закипала ярость. Он задохнулся, начал размахивать кулаками. Дав волю гневу, выкрикивал архаичные проклятия. Его жесты стали угрожающими.
– Не имею понятия, кто ваши сторонники! – кричал он. – Блуждаю в темноте, и вы держите меня в темноте! Но я знаю, знаю, меня заперли с недобрыми намерениями. С дурными намерениями! И предупреждаю вас о последствиях, предупреждаю! Как только я получу власть…
Он сообразил, что эти угрозы могут обернуться опасностью для него самого. Умолк. Говард стоял и смотрел на него с любопытством.
– Как я понял, это заявление адресовано Совету, – проговорил он.