Начало стихотворения — явно полемическое. Текст, в сущности, прозаический, хоть и зарифмованный, обладающий характером притчи с ее двусмысленностью и завуалированностью. Пушкинское начало включается демонстративно и подчеркнуто в новую идеологическую и художественную систему. Буквально все стихотворение проникнут пушкинскими ассоциациями, связанными с «Деревней»:
Пушкин: «Сей луг, уставленный душистыми скирдами...»
Некрасов: «По нивам, по лугам, уставленным стогами...»
У Пушкина в «Деревне» четко просматриваются две части- «карамзинская» идиллия и «радищевское» обличение. И в некрасовской «Элегии» различаем две части — негодующая («...Увы! пока народы // Влачатся в нищете, покорствуя бичам...») и идиллическая («Уж вечер настает. Волнуемый мечтами, // По нивам, по лугам, уставленным стогами, // Задумчиво брожу в прохладной полутьме...»).
Некрасов обратился в «Элегии» к «Деревне» раннего Пушкина, где приметами русской жизни стали «дворовые толпы» и «барство дикое».
Именно поэтому Некрасов, который к 1874 году уже вдоль и поперек описал русскую деревню, обратился к стихотворениям молодого Пушкина и прямо воспользовался обобщенными пушкинскими образами:
Именно такая предельная концентрированная обобщенность давала негодованию силу, и силу эту оправдывала.
Некрасовская «Элегия» написана размером, которым были написаны почти все итоговые пушкинские элегии, а значит в ней можно заметить раннего Пушкина и Пушкина позднего с лирикой глубокого раздумья. Иными словами, «Элегия» — это сложная реконструкция разнообразных пушкинских мотивов, имеющая глубокое внутреннее содержание. Некрасов не только наследует мотивы Пушкина, но и продолжает его и полемизирует с ним, и с молодым, и со зрелым. Если пушкинский вопрос «Увижу ль, о друзья! народ освобожденный // И рабство, падшее?..» был скорее пожеланием, призывом, то Некрасов, возвращаясь к нему, озвучивал уже в самом вопросе и ответ:
В целом, в некрасовской «Элегии» сравнительно с пушкинской «Деревней» гораздо больше вопросов и раздумий. Потому-то и гневная тирада, бывшая у Пушкина второй частью, стала у Некрасова первой, а собственно «размышления», заключенные в рамки пейзажной «идиллии», — второй.
Так устанавливается связь времен, а «Эхо» Пушкина стало фоном, который позволил Некрасову четко выявить место именно его, некрасовской поэзии, прямо и искренне взывающей к народу.
Я лиру посвятил народу своему.
Существо поэзии Некрасова можно определить одним словом — демократизм. Отсюда и все особенности его творчества: герои, темы, образы, ритмы. И нет в великой русской литературе писателя, которого бы это слово определяло столь точно и всеобъемлюще.
Поэзия Некрасова тесно переплетается с нравственными принципами, о которых Некрасов сам писал: «...Человек создан быть опорой другому, потому что ему самому нужна опора...». Лирика поэта являет новый тип именно потому, что основана на «посылке другим». Жизнь мелкого чиновника, несчастной проститутки, ограбленного крестьянина — все стало темой лирического стиха. Стихотворение под пером Некрасова становилось стихотворением-рассказом, стихотворением-новеллой.
Открытием Некрасова было и то, что его произведения не только обличали угнетения и барский произвол, но и показывали сложность и противоречивость народного характера как результат этого произвола. Страшно бывает не столько читать рассказанную историю, как ощущать наивность, непосредственность отношения героев к ней:
Эта безыскусность также обуславливала своеобразность лиризма стихотворения.
Само страдание в некрасовском стихотворении представлено в необычной сложности, оно прочувствовано вдвойне — и от горя описываемого героя, и от общего горя народной жизни. Но поэт не просто наблюдатель, он страстно зовет к борьбе: