Читаем Лучшие стихи полностью

не считая этого всего,

любой из нас

несет пятнадцать тонн!..

Наверно,

            вы не знаете о том?

Наверно,

            вам приятно жить в тепле?..

А между тем

на маленькой

                  Земле

накоплено

так много

             разных бомб,

что, сколько их,

не знает даже бог!..

Пока что эти бомбы

                           мирно спят.

И может,

            было б незачем опять

о бомбах

вспоминать и говорить.

Но если только

                     взять

                            и разделить

взрывчатку,

запрессованную в них,

на всех людей —

                       здоровых и больных,

слепых и зрячих,

старцев и юнцов,

на гениев,

             трудяг

                     и подлецов,

на всех – без исключения —

                                        людей

в их первый день

и в их последний день,

живущих

            в прокопченных городах,

копающихся

                 в собственных садах,

на всех людей! —

и посчитать потом,

на каждом будет

                     по пятнадцать тонн!

Живем мы.

И несет любой из нас

пятнадцать тонн взрывчатки.

Про запас…

Светло смеется женщина в гостях.

Грустит в холодном доме

                                 холостяк.

Рыбак

        по речке спиннингом стегнул.

Матрос

          за стойкой кабака

                                  уснул.

Пилот мурлычет

                       в небе голубом.

Пятнадцать тонн на каждом!

На любом!..

Плисецкая

              танцует вечный

                                   вальс.

Богатыри!

Я уважаю

вас…

Охотник

            пробирается тайгой.

Шериф

          бездумно смотрит на огонь.

Студент готовится

                        спихнуть зачет.

Хозяйка

           пудинг яблочный печет.

Рокочет на эстраде

                         баритон.

На каждом из живых —

пятнадцать тонн!..

Прыгун дрожит

                     не потому, что трус:

«Как вознести над планкой

этот груз?!.»

Старик

         несет из булочной батон

в авоське.

И свои пятнадцать тонн

он тащит за плечами,

                             как рюкзак.

И дым усталости

в его глазах…

Без отдыха

               работает роддом.

Смешное,

слабенькое существо

едва рождается,

                    а для него

уже припасено

пятнадцать тонн.

Пятнадцать тонн

                       на слабеньких плечах!

Вот почему

все дети

           так кричат…

…Сквозь смех и боль,

                            сквозь суету и сон

мы эту ношу

медленно

несем.

Ей подставляем

                     плечи и горбы,

влачим ее по жизни,

как рабы!

Ее не сбросить,

                     в землю не зарыть,

не утопить,

врагу не подарить…

А ноша эта —

                   черт ее возьми! —

придумана и создана

людьми!

Людьми самими

                      произведена.

В секретные бумаги

                          внесена.

Нацелена

и взвешена уже…

Ну как теперь?

Живет у вас в душе

надежда

           этот шар земной

                                 спасти?..

Шлагбаумом,

застывшим на пути, —

протянутая

               детская рука.

Взрывчатки – вдоволь.

Хлеба —

ни куска.

Взрывчатки – вдоволь.

По пятнадцать тонн…

Земля

утробный исторгает стон!

Ей хочется

               забыться поскорей.

Ей страшно

за своих

           богатырей!..

Пока —

пятнадцать тонн.

А завтра —

                что?

А через десять лет?

А через сто?

Пусть даже без войны,

                              без взрывов пусть…

Богатыри,

да разве это —

                    путь?!

…И снова ночь

                    висит над головой.

Бездонная,

как склад пороховой.

<p>9. Шаги</p>

Для сердца

               любая окраина —

                                       близко.

Границей

очерчена наша Земля.

Но в каждом селенье

                            стоят

                                   обелиски,

похожие чем-то

на башни

Кремля…

Стоят обелиски

                     над памятью вечной,

над вдовьей тоской

да над темной водой

с такой же звездою

                         пятиконечной,

с такой же

              спокойной и светлой

                                          звездой.

С такой же,

которая так же

                   алеет,

которую так же

                    боятся враги…

Солдаты

сменяются

у Мавзолея,

раздольно и мощно

                          чеканят шаги!..

Я слышу:

звучат

        неумолчные гимны.

Я вижу:

под гроздьями облаков,

летящих над миром,

до каждой

             могилы

от Спасских ворот —

двести десять шагов!

До каждой!

Пусть маленькой,

                       пусть безымянной.

До каждой!

Которую помнит

                       народ.

По чащам лесным,

                         по траве непримятой

проторены тропки

от Спасских

ворот…

Сквозь зимние вьюги

                            и вешние гулы,

под пристальным взглядом

живущих людей

идут

      караулы,

встают

         караулы

у памятников

посреди площадей!

У скорбных надгробий

                               встают, бронзовея.

И бронза

становится цветом лица…

Есть память,

                 которой не будет забвенья.

И слава,

которой не будет конца.

<p>10. Пуля</p>

Пока эта пуля летела в него….

– Ты о чем?

Он умер

           в больнице.

И все это было

не вдруг.

Почти что за месяц

                          мы знали,

что он – обречен…

Ты помнишь,

как плакал в пустом кабинете

                                       хирург?

«Какой человек умирает!

Какой человек!..»

Поэт хирургии

                    полсуток стоял у стола.

Хотел опровергнуть прогнозы.

И —

      не опроверг.

Там не было

пули…

– Нет,

         все-таки пуля была!..

На любом надгробье —

                                два

                                    главных года:

год прихода в этот мир.

И год ухода.

От порога

              до другого порога

вьется-кружит по земле

твоя дорога.

Вьется-кружит по земле

твоя усталость.

И никто не скажет,

много ль осталось…

Но однажды,

вопреки твоей воле,

обрываются

                надежды и хвори!

Обрываются

                 мечты и печали!

«Прибыл – убыл…» —

в это верят

              без печати…

Я разглядываю камень

                              в испуге:

между датами —

черта,

как след от пули!

След от пули!

След

      багряного цвета.

Значит, все-таки

                      была

пуля эта!

Значит, все-таки

                      смогла

долго мчаться!

Значит, все-таки

                      ждала

дня и часа!

Все ждала она,

                   ждала,

все летела!

И —

      домчалась.

Дождалась.

Досвистела….

Два числа на камне

время стирает.

След от пули

                 между ними

                                 пылает!

Пока эти пули летят

                           (а они летят!),

пока эти пули летят

                           в тебя

                                   и в меня, —

наполнившись ветром,

осенние сосны гудят,

желтеют в витринах

                           газеты

                                   вчерашнего дня.

А пули летят!

И нельзя отсидеться в броне,

уехать,

         забраться в забытые богом края…

Но где и когда она

                         встречу

                                   назначила мне —

веселая пуля,

проклятая пуля моя?!

Ударит

         в какой стороне

и с какой стороны?..

Постой!

Да неужто

не может промазать она?!

И вновь

суматошные дни

                      суетою полны.

Живу я и верю,

что жизнь —

                  невозможно длинна.

Вот что-то не сделал: «Успею…»

                                          (А пуля летит!..)

«Доделаю после…»

                        (А пуля смеется, летя!)

В сырое окно

неподкупное время

глядит.

И небо

в потерянных звездах,

как в каплях

                 дождя…

Ну что же,

              на то мы и люди,

                                     чтоб все понимать.

На то мы и люди,

                        чтоб верить

                                        в бессмертные сны…

Над детским дыханьем

склонилась

               усталая мать.

Горят имена

                у подножья

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзив: Русская классика

Судьба человека. Донские рассказы
Судьба человека. Донские рассказы

В этой книге вы прочтете новеллу «Судьба человека» и «Донские рассказы». «Судьба человека» (1956–1957 гг.) – пронзительный рассказ о временах Великой Отечественной войны. Одно из первых произведений советской литературы, в котором война показана правдиво и наглядно. Плен, немецкие концлагеря, побег, возвращение на фронт, потеря близких, тяжелое послевоенное время, попытка найти родную душу, спастись от одиночества. Рассказ экранизировал Сергей Бондарчук, он же и исполнил в нем главную роль – фильм начинающего режиссера получил главный приз Московского кинофестиваля в 1959 году.«Донские рассказы» (1924–1926 гг.) – это сборник из шести рассказов, описывающих события Гражданской войны. Хотя местом действия остается Дон, с его особым колоритом и специфическим казачьим духом, очевидно, что события в этих новеллах могут быть спроецированы на всю Россию – война обнажает чувства, именно в такое кровавое время, когда стираются границы дозволенного, яснее становится, кто смог сохранить достоинство и остаться Человеком, а кто нет.

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия
Поэты 1820–1830-х годов. Том 1
Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

Александр Абрамович Крылов , Александр В. Крюков , Алексей Данилович Илличевский , Николай Михайлович Коншин , Петр Александрович Плетнев

Поэзия / Стихи и поэзия