Лучший частный детектив

— Да нет, мне есть чем заняться. Я провожу тебя, если хочешь.

— Хочу, можно я возьму тебя под руку?

— Дашенька, ради Бога, доставь мужчине удовольствие.

Смеясь, она взяла меня под руку и мы медленно пошли к её дому. Это было недалеко. Минут через десять я с удовольствием поцеловал её упругую щёчку, и мы расстались.

Алексей освободился ближе к двадцати. Он позвонил перед тем, поэтому у двери моей квартиры они с Дашей появились вместе. Я, занятый весь день раздумьями и бездельем, приготовил хороший ужин, открыл бутылку мерло, и мы сразу сели за стол. На вопрос «как дела?» Успенцев лишь поднял большой палец правой руки, что должно было означать «О’кей!». Мы не стали расспрашивать о подробностях. Ужин прошёл как-то по-деловому, быстро.

За чаем стало заметно, что Успенцев пришёл в себя от дневной усталости. Он, смакуя, напиток, спросил:

— Ну что, Дашенька, чем ты нас порадуешь или озаботишь по поводу писем и записной книжки?

Даша раскрыла свою сумочку, достала блокнот и сложенный вчетверо исписанный лист бумаги.

— Ребята, я предлагаю начать с этой книжки. Хромов вёл её в течение долгих лет, начиная с 1898-го по 1939-й. Записи были крайне лаконичными: одна-две строки и дата, больше ничего. Вот, например: «Ненавижу: почему одним всё, а другим ничего. 12 апреля 1898 года». Или вот ещё: «Все письма Х-го у меня. Пусть теперь расскажет хозяину, как он распорядился его деньгами. Август 1899 года».

А вот, внимание: «Ритуал прошёл так, как он описан в одном из писем. Это оказалось просто. Подъём сил невероятный! Март 1900 года».

Очень интересны такие две записи: «Х-ий больше не помеха: он надёжно прикован к стене, где и почиет в Бозе. Сентябрь 1900 года», и «Копылов помещён рядом с Х-ким: закономерный конец для кровопийцы и эксплуататора. Октябрь 1919 года». И так далее.

По записям можно отследить весь жизненный путь этого человека, которого всю жизнь съедала чёрная зависть к окружающему миру, и который для него олицетворял, прежде всего, Копылов. Здесь и встреча с Землячкой, чьи убеждения привели его в восторг, и революционные события рядом с Нестором Махно, которого он, судя по репликам, уважал, но не более того: на его взгляд, Нестор Иванович был недостаточно жестким, чтобы быть вождём народных масс.

Из книжки следует, что Хромов был очень привязан к сестре. Её смерть и собственное положение человека без ноги существенно травмировали его, с одной стороны, а с другой заставили смириться с неизбежностью судьбы. Последняя запись, сделанная его рукой, такова: «Жизнь человеческая предопределена кем-то так, что никакие религиозные ритуалы не в состоянии изменить её финала. Хорошо бы попросту стереть этот мир, как неудачную запись на странице природы. 7 октября 1939 года». Умер Хромов на следующий день после того, как записал эти строки.

Несколько скупых строчек в дневнике написаны, насколько я поняла, рукой Эмилии. В них она постепенно приходит к решению повторить ритуал, о котором узнала из дневника и письма Хворостовского. Её явно не устраивала собственная жизнь, что совсем не удивительно при таком диагнозе. Несчастный человек — вот кем была эта девушка. Она, наверное, случайно обнаружила тайник под шкафом, а затем и то наследство, что оставил ей в подземелье прадед.

Вот так, если коротко. Потом сможете прочитать дневник при желании. Тебе, Игорь, он явно пригодится, если ты решишь и этому приключению придать литературную форму.

Она положила блокнот на стол и пододвинула ко мне. Я взял его и пробежал глазами, что называется, по диагонали.

— Хорошо, потом почитаем с коллегой на досуге. А что с письмом Хворостовского? Я что-то не вижу его.

— Их было два, а если быть точным, то полтора: одно целое в конверте и часть другого. Так вот, то, которое было в конверте, помимо текущей информации о последних днях жизни журналиста в Порт-о-Пренсе, содержит подробное описание редкого ритуала вуду. После его совершения у человека, на которого он направлен, якобы меняется судьба. Это, правда, чревато некоторыми непредвиденными обстоятельствами, но риск стоит того. В процессе выполнения его нужно лишить жизни десять молодых женщин, придать их телам особые позы, а кроме того, следует параллельно выполнять ряд иных действий, принимать особое снадобье, состав которого там указан, а также делать ещё многое.

— И где же это письмо? — спросил Успенцев, с интересом слушавший девушку.

— Его нет. Простите, ребята, без согласования с вами я сожгла его.

— Зачем? — вырвалось у меня.

— А затем, что, не дай Бог, оно ещё раз попадётся в руки какому-нибудь идиоту, недовольному своей жизнью. Так уже было с Эмилией, и вы знаете, чем это закончилось. Кстати, об этом ритуале есть кое-какие сведения и в этой части последнего письма Хворостовского, которое он писал своему патрону уже здесь, в Екатеринославе. Помните, окончание его мы читали в самом начале нашей детективной истории. Оно было среди бумаг, найденных мною в архиве.

Мы переглянулись с Успенцевым.