Лучший друг

Ночью Андрей тихо приоткрыл дверь и услышал негромкий прерывающийся свист. Движений не было. Он аккуратно, на цыпочках переступил порог и закрыл дверь, придержав замок так, чтобы не произвести щелчка, которого и так бы никто не услышал, хлопни он даже дверью со всего размаха.

Тихо ступая, он двинулся в гостиную, в коридоре из-за темноты ещё сильнее пахло его одеколоном, в котором сейчас он улавливал гораздо больше оттенков, чем раньше. Пахло цветами, летом, небом, дорогой машиной, добром, радостью.

Войдя в комнату, Андрей не сразу понял, где именно на диване Олег. Он лежал поперёк, упираясь ногами, на которые было намотано одеяло, в стену. Верхняя часть тела свисала с дивана и почти касалась пола.

По лицу Олега текли слюни из искривлённого гримасой боли рта. При неровных выдохах, рывками, они отлетали небольшими нитеобразным брызгами и сверкали в отражении света уличного фонаря.

Олег выпученными глазами смотрел на мальчика, пару раз попытался что-то промычать и сделать жест рукой.

Андрей с безучастной нежностью смотрел на него сверху вниз. Затем подошёл к нему и, опустившись на колени перед его красным, напряжённым лицом, погладил его по растрепавшимся волосам.

«Какие красивые волосы, — подумал он. — Такие длинные, оказывается».

В этом сумрачном свете лицо соседа стало совсем другим. Оно было здешним, местечковым. Как будто из-за сильной гримасы оно потеряло столичный лоск, перестало быть приезжим, иногородним. Это выражение отчаяния и обречённости гармонично соединяло его с этим миром, примиряло, уравновешивало.

Андрей с трудом смог затащить его обратно на диван, но, поскольку теперь Олег лежал на боку, и лица его было не видно, пришлось перевернуть тело, которое оказалось горячим, как батарея, и влажным. Для этого Андрей встал одной ногой на белую простыню. Когда он, наконец, оказался в нужном положении, то на какое-то мгновение показалось, что он даже не понимает, где именно находится. Лишь через минуту он тяжело засипел с прежним ритмом.

Олег все ещё пытался сделать какой-то жест рукой, он как будто куда-то указывал, но кисти рук дрожали, и было не понятно, чего именно он хочет.

Андрей повернулся и увидел на столике упаковку с лекарством. Он понял, чего Олег хотел. Он встал и вышел на кухню, там взял стул, принёс его и поставил напротив постели, так чтобы смотреть Олегу прямо в лицо.

Олег умирал медленно, всю ночь. Перестал дышать только когда на улице уже забрезжил рассвет.

Андрей отнёс стул обратно на кухню. Постоял возле двери, слушая, нет ли кого-то в подъезде, а затем аккуратно вышел, придержав язычок замка пальцами.

* * *

Отец разговаривал с кем-то в коридоре своим притворным голосом «для других», тех, кого нельзя ударить или наорать, с услужливо поддакивающими интонациями.

Андрей открыл глаза. Из коридора тянуло подъездным холодом и размазанной половой тряпкой пылью.

С кем именно отец разговаривал, было непонятно. Он встал, закутавшись в одеяло, и выглянул в коридор. В дверном проёме стоял крупный высокий полицейский в опрятной форме, не обычной патрульной, а офисной, с погонами.

— Шум какой-то, музыка, пьянка, крик, звуки драки, битьё посуды? — перечислял полицейский лениво всё, что приходило в голову.

— Ну, ну, нет, особо не слышал, нет, не слышал. Ну, если бы слышал, я обязательно вызвал бы полицию. Позвонил бы… — зачем-то добавил он.

В прошлом году муж соседки несколько вечеров подряд избивал её, а она в ответ только выла, как сумасшедшая, на весь подъезд. Отец, слыша её крики о помощи, только ходил и ухмылялся, мотая головой, дескать, «вот народ-то, а, че делает!» А на равнодушные предложения матери «позвонить, может быть, куда-нибудь», отвечал: «ой, да не лезь ты, а!».

— Ладно, — полицейский дописал что-то в листок, лежавший на кожаной папке, — а Вы общались с ним, что он делал последние дни, не знаете?

— Нет. Не общались. Да я его и видел-то пару раз-то. А что с ним случилось? — с такой же фальшивой интонацией поинтересовался он.

— Смерть. Пока не установлено. Видимо болезнь какая-то, там у него лекарства… — говорил он, продолжая писать. — У водителя ключи были, достучаться не смог, открыл, а тот уже всё.

— Ааа… ясно, — покивал головой отец.

— Спасибо, до свидания.

Полицейский махнул рукой и отправился к соседней двери, ища глазами звонок.

Отец аккуратно закрыл дверь. Хмурый, прошёл мимо закутанного в одеяло Андрея, ловившего каждое слово полицейского. Ему стало страшно от того, что за стенкой умер человек. Он почувствовал себя таким маленьким и слабым на этом краю земли, с которого его так легко стряхнуть в бесконечную кошмарную пустоту. Ему стало стыдно за то, какой он мелочный и злобный. Он как будто почувствовал, что смерть рядом не просто так, она пришла, чтобы заставить его платить за всё…

«Сейчас, сейчас…» — он подошёл к плите.

Сейчас он выпьет несколько кружек крепко заваренного чая, и все пройдёт. Он начал поспешно заваривать чай, чаинки просыпались мимо горлышка старого фарфорового чайничка. Ложка болезненно и пронзительно звенела.